«Бог хочет, чтобы всем, чем мы обладаем по природе, мы обладали по произволению… [Отец] приложил руки к детям, поскольку приложение рук научает оружию силы Божией»[28].
И все же почему именно «дети»? Чем человек-кокон столь явно отличается от человека сложившегося, отвердевшего, выстроившего себя? Владимир Соловьев в «Оправдании добра» «оправдывает» и деторождение, то дивное исполнение замысла Божия о человеке, который вкладывается в него при творении. «Все согласны, – говорит Соловьев, – что особая прелесть детей – в их невинности, но эта фактическая невинность не могла бы приводить нас в радость и восхищение, если бы мы были уверены, что она непременно будет потеряна. Мысль, что их ангелы прямо видят лицо Отца Небесного, не имела бы в себе ничего утешительного и назидательного, если бы соединялась с убеждением, что эти ангелы неизбежно сейчас ослепнут»[29].
В таком «оправдании детства» есть, пожалуй, осознанная наивность. Логическое лишь по форме, оно философски рискованно и нелогично по-детски выбирает всегда ожидающую нас возможность чуда вопреки доктрине, по которой каждый человек является в мир со смертельной раной греха. Пусть так, но разве, прежде чем заразиться или открыть в себе наследственную тяжкую болезнь, не входит ли человек в мир и как ожидание Божие? И не в этом ли его здоровье? Не ждет ли Творец, что мир наконец исполнится в том, кто рождается сегодня, откроется таким, каким и был некогда подарен и явлен? Опыт говорит, что всякий раз ожидание Его оказывается обманутым. И все же всякий ребенок – невиданная возможность, сокрытое в нем обещание, как и вызов взрослым, родным и чужим, коим это обещание посылается. И каждой матери и каждому отцу вручается залог святости, вышедшей из того, что было лишь хотением плоти (Ин. 1: 13), плодом совокупления. Это обещание исполняется во святых, ставших детьми.
Вы – письмо Христово (2 Кор. 3: 3), – обращается апостол Павел к Церкви Божией, уместившейся в Коринфе. Но и любой малыш – письмо, отправленное Христом Церкви, уместившейся в семье. Чтобы такое письмо прочитать, нужно стать такой Церковью, овладеть языком, на котором оно написано. Наука «письмен Христовых» существует прежде всего для родителей, как вольных, но чаще невольных соработников Бога. Творец воспользовался их объятием, чтобы создать Своего ребенка. По его чертам можно угадать облик не только земного, но и Небесного Отца, ибо всякое явление человека есть дело Отца, действующего в Сыне.
Наше детство, в сущности, не измеряется годами. Нельзя сказать: вчера оно кончилось, выбежало на улицу и пропало. Оно, по сути, еще и не начиналось по-настоящему. Когда мы осознаем его, окружаем, настигаем мыслью, его уже нет. Оно скрылось незаметно, расточилось по каплям. Кто не собирает со Мною, тот расточает (Мф. 12: 30; Лк. 11: 23), говорит Иисус. Детство кончается, когда наше «я» становится сознательным и утверждает себя в – «я»! И наполняет