Его промахи стали притчей. Пока терпел Пантеон, он не обращал внимания на язвительные замечания со стороны других богов и полубогов. Однако знал, что терпение скоро кончится. И его, и тех, кто повелевал судьбами всего того сонма божественных сущностей, что населяли Олимп. Знал, но продолжал надеяться. На себя и на свои силы. Оказалось—зря. Из века в век задания Верховных становились всё труднее и труднее. И дело вовсе не в сложности целей. Просто пропал тот запал и азарт, руководивший им те века и тысячелетия со дня Инициации.
Можно было во всём винить самих людей, но Купидон верил в этих странных созданий. Он верил, что любовь– есть та божественная сила, способная удержать пресловутое Равновесие. Но в очередной раз ему показывали результаты его действий, и он не мог поначалу поверить своим глазам.
Вот муж в порыве жуткой ревности убивает горячо любимую супругу… Две совсем юные девушки кончают жизнь самоубийством, не поделив между собой объект своего обожания. Патриоты какой-то страны в честь любви к родине убивают других людей, во имя своих идеалов… Люди бросают свои семьи ради других людей, делая несчастными детей и брошенных супругов. Любовь, которой так щедро делился Купидон, превращалась в какое-то извращённое чувство, так отличающееся от чистого, и незамутнённого ничем Божественного Дара.
Неудивительно, что Боги недовольны! Но, как и всегда, им проще было найти виноватого. И Суд, на котором сейчас стоял Купидон, вынес единственный вердикт: виновен. Он преклонил колени и положил лук и стрелы рядом. Не поднимая взора и не смея даже посмотреть на Отца Богов, он выслушал приговор и приготовился к наказанию. А наказание у богов одно—изгнание. И хорошо бы в какого-нибудь мелкого духа природы превратили… Веков на двадцать. Ни слова не услышал уже бывший Купидон от своих судей.
Только почувствовал, как выжигается сама божественная сущность, те скрепы, что составляли его личность. Силы покидали тело, и он в какой-то момент ужаснулся. Ему показалось, что вот-вот они полностью иссякнут, и он просто раствориться в пространстве, разом перестав существовать. Небытие. Им карали настолько редко, что Купидон не помнил на своём веку подобного случая. Но те же боги не попустили.
Он ощутил под собой твёрдую почву. Воздух был свежее, нежели на Олимпе. Тело продолжало трансформироваться, причиняя жуткую боль. Это означало одно—смертная оболочка. Плохо… Каково будет ему привыкать к жизни обычного смертного? Что готовит ему такое будущее? Обречённость причиняла ещё большие страдания. Но этого оказалось судьбе мало . В какой-то момент бывший Купидон стал понимать, во что превратили его Боги.
Некогда лёгкие крылья вдруг стали жёсткими и кожистыми, голова сжалась до маленьких размеров, а из пасти ( да-да, именно пасти!) высунулись длинные клыки. Ярко-рыжая шевелюра исчезла , превратившись в ломкий и тёмный клок волос. Непропорциональные конечности добавили в его теперешний облик ещё больше мрака. Прислушавшись к своим ощущениям, он чуть не завыл от незнакомого щемящего чувства. Голод! Страшный, явно нечеловеческий голод. Он выжигал внутренности сильней, чем самое обжигающее пламя.
Он огляделся вокруг. Лес, густой и тёмный, полный ночных звуков и запахов. Стоп! Запахов живой плоти! И… Там, где плоть, там же и кровь, верно? Додумать эту чудовищную мысль он не успел. Нечто мелькнуло перед глазами, шурша листвой, и устремилось прочь. Не думая более ни о чём, кроме как о терзавшем голоде, он прыгнул вперёд. Рефлексы и скорость нового тела поразили его. Взмах крыльев, один-единственный рывок, и вот жертва уже настигнута. Он успел удивиться тому, что на ум пришло именно это определение—жертва. А длинные клыки уже впились в тело крысы, пойманной им. Живительная влага вливалась в тело, притупляя жажду и утоляя голод. Отбросив в сторону труп грызуна, он пришёл в себя. Захотелось вновь завыть. На этот раз от осознания своей нынешней сущности. Вампир! Мелкий, мерзкий враг всего живого, отвратительная тварь, которую боялись и ненавидели все: и люди, и животные. Даже боги редко упоминали имена Истинных Повелителей ночи. А он всего лишь мелкий упырь, достойный питаться крысами и другой невзрачной живностью.
Возникло желание упасть на землю и слиться с ней, врасти в почву, раствориться, исчезнуть… Но он знал, что всё бесполезно. Даже, если его убьют: люди или кто-то более могущественный, не важно. Он возродится вновь. И хорошо, если не в теле твари похуже. Хотя, куда уж хуже… Почему вампир? Издревле греки верили, что рыжеволосые после смерти превращались именно в вампиров. Насмешка богов.
Медленно передвигаясь по лесу, упырь размышлял. Первый ужас прошёл, теперь предстояло думать, как жить ( или не жить?) дальше. Летать он почти не мог. Слишком мало сил ещё было в хлипком теле, напоминающем летучую мышь. Охотился он редко, лишь когда голод терзал уж очень сильно. Большинство жертв составляли те же грызуны. Один раз, правда, удалось убить молодую косулю. Бывший купидон уже не ужасался своим действиям, но изо всех сил старался не поддаться древнему Зову. Он чувствовал, что в этом случае разорвёт последнюю связь с собственным «я». Вот тогда он полностью превратиться в совершенно другое существо.
И ещё он знал: боги просто так подобным не наказывают. Какого рода искупление ему начертано?