Вскоре после свадьбы Натали родила мне дочь, которую мы назвали Нинетт. Больше детей у нас не было. Позже я узнал, что вскоре после родов Натали «залетела» от кого-то из своих случайных знакомых и в результате тайного аборта стала бесплодной на всю жизнь. А когда Нинетт было семь лет, моя супруга вдруг объявила, что «она уезжает в Париж, и что ты можешь иногда приезжать», не забыв добавить, что пришлет мне адрес, по которому я смогу высылать ей деньги. И тут я понял, что буду и дальше любить жену и содержать ее, несмотря на ее выкрутасы. Тем более что деньги, причем немалые, у меня тогда уже водились.
Когда я в 1851 году стал сенатором от Луизианы, Натали ненадолго послушалась меня и переехала ко мне в Вашингтон. Но уже через несколько месяцев, брызгая слюной и истерично крича, что она «не хочет больше жить в глухой провинции», Натали укатила обратно в Париж.
После этого, как это было и раньше, я проводил по месяцу в году в своем парижском доме. Я даже думал остаться там навсегда. Но, когда я обратился в местную адвокатскую коллегию, мне быстро дали понять, что мантия адвоката мне не светит. Ведь я – иностранец, а французский язык у меня, хоть и практически безукоризненный, но имел луизианский акцент, «а это недопустимо».
Так что с любимой женщиной мне не повезло. Да и над моей первой и главной любовью – нашим милым Югом – сгущались тучи. Наконец, в 1861 году я оказался одним из тех, кто уехал из Вашингтона навсегда. Сначала генпрокурор Конфедерации, потом военный секретарь и, наконец, госсекретарь. Я делал все, чтобы Юг стал свободным и независимым. Но наобещавшие нам с три короба англичане и французы обещаниями и ограничились.
После капитуляции Юга я сказал президенту Дэвису, что ни при каких условиях не буду жить под властью янки. Дэвис попенял мне, дескать, они пообещали никого не трогать, сдался новым властям и оказался в тюрьме. А я сумел бежать в Англию практически без гроша в кармане. Я жил на гонорары за мои книги по юриспруденции, пользовавшиеся спросом и в Старом Свете. Но самое главное – я был на свободе.
И тут отцовская поговорка дала сбой. Чтобы работать адвокатом, нужно было и здесь пройти как минимум трехгодичный курс, а потом сдать экзамен. Я же сдал этот экзамен за пять месяцев и стал одним из самых уважаемых адвокатов в Лондоне. Когда я приехал в Париж к жене, которую не видел шесть лет, она бросилась ко мне на шею, исповедовалась во всех своих грехах и изменах и обещала больше так никогда не поступать.
Жизнь налаживалась… Пусть газеты янки писали, что жена изменяла мне потому, что я – импотент, а кое-кто даже намекал, что я – содомит. Но мне было все равно. Я был счастлив во всем, кроме одного. Моя первая любовь – Дикси – лежала изнасилованная проклятыми янки, и я уже не надеялся когда-либо увидеть ее свободной.
В