– Насилу дождалась, когда Марина из города приедет. И как они живут в энтой этажке – земли под ногами не чуют… Озолоти меня – ни за что бы там жить не согласилась. Ни огорода, ни сарая – клетушечку им, правда, каку-то выделили в общем амбарчике, чуть поболе собачьей конуры, так банны веники тама держут, да зять снасти свои рыбацкие развесил. За молоком – к папе-маме, картошку у меня содят, ко мне в голбец и ссыпают; увезут ведра два, съедят – опять.
В деревне лет пять назад построили двухэтажный дом со всеми удобствами для деревенской интеллигенции, а полемика о комфортабельности этого жилища меж сельчанами всё не затихала.
– Зато культура… – обронила нехотя, и как бы между прочим, Аксинья Сергеевна. Уже ни раз меж ними такой разговор был, уж ни единожды Сергеевна использовала этот речевой оборот, выводя тем самым подругу на новый виток разговора, а уж поговорить-то ей хотелось.
– Да кака там культура? Ты же ездила к внучке Татьяне в Новосибирск, когда могутная была, видела… Культу-у-ура! Рази это культура? – туалет рядом с обеденным столом… Тьфу, срамота. То ли дело в своем доме, на улке. Пошёл, опростался, промялся и проветрился заодно.
Анна вышла на крыльцо, поздоровавшись с крёстной, взяла вёдра, опрокинутые, они сушились на лавочке, собралась по воду.
– Как к дочке-то, Татьяне, съездили? – спросила участливо крестницу осведомлённая в том Фроловна.
– Съездили… – ответила Анна.
Не удовлетворена была Фроловна таким ответом Анны. Да за такой ответ и в школе неудовлетворительную оценку ставят. Поджала губки Фроловна, да так, что они, из-за отсутствия некоторых зубов, спрятались во рту. Выждала она, когда за Анной закроется калитка, проговорила:
– Кака-то Анна сёдня не така, и глаза вроде припухли… Случилось чего?
Выдержала нужную паузу Аксинья, чтоб больший интерес подогреть в подруге, но рассказать о случившемся в семье её давно так и подмывало, особых секретов она всё равно не выдаст, почти все в деревне знают о чепэ в их доме. Только Фроловна, просидев на втором этаже и лишь выглядывая в окошечко, как кукушка в часах, все пропустила.
– Миколая она потеряла.
– Да как потеряла? – вон он, в огороде, я отселя вижу: ботву в кучу сгребат.
– Добрые люди нашли, кум Константин привёз.
– Осподи, осподи, да как это? – ударила себя Фроловна руками, как курица крыльями, пытаясь взлететь. – Хотя в Новосибирске немудрено: не иголка, а потеряшься… Аль по пьяни?
– Ты ж, Ялена, знашь, что он у нас не пьющий, рази маненько когда. Не в Новосибирске, а по дороге уж домой. Уже немолодые – Анне шестьдесят два скоро минет, Миколай на год постарше её, – а чего-нибудь да учудят.
Перевалившись с боку на другой, Фроловна словно высвободила из-под себя донце-подгузок прялочки; и в самом деле – теперь черёд Сергеевны нить разговора вести. А Фроловна прислонилась спиной к крылечному столбику, приготовилась слушать.
Разомлевшая,