– Каждый писатель творит по-своему, вам это известно. Для меня всегда было мукой писать о себе самой. Поэтому я позволю себе влиться в чужой поток событий и просто наблюдать за другими. Вы замечали, что жизнь обычного писателя довольно-таки скучна?
– Жизнь же других не стоит на месте. Мы лишь сторонние наблюдатели.
– Некоторые думают, что писать – это запереться в четырёх стенах и излагать всё, что придёт в больную голову. Но оказалось, что воображение – тот ресурс, который требует постоянного пополнения. Вы понимаете меня? Он ограничен.
– Когда я впервые задумался над тем, что значит быть писателем, я вдруг понял, что это – быть Богом, не меньше. Мы создаём свою Вселенную, мы вершим чужие судьбы. Но самое главное наше сходство с Богом – это то, что мы, как и сам Бог, – в совершеннейшей зависимости от своего создания. Мы зависимы от своих героев, ведь каждый из них – это вполне себе реальный человек, иначе нам никто не поверит! И мы должны внимательно наблюдать за тем, что из себя представляют эти самые люди в реальной жизни.
– Откуда вам знать, что мы не персонажи чьей-то книги?
– Напротив, мне бы хотелось, чтобы это было именно так. Тогда это означало бы, что у нашей жизни есть смысл.
Мы с писателем прекратили наш наигранно философский разговор. Наверное, он красовался передо мной, стараясь выглядеть более статно и профессионально. Я же в свою очередь стремилась поддерживать эту игру. Словно мы два мастера своего дела, постигших азы тайного искусства.
Признаться, что у меня, как и у любого другого человека, есть своя история – было равносильно хвастовству. Всё было довольно-таки запутанно. В двух словах не объяснить, поэтому я сочла нужным не вдаваться в подробности. Тем более что эта история началась, когда мне не было еще и трёх лет. Точнее это была только предыстория.
2
Мы с родителями жили в небольшом доме, во дворе которого раскинулся массивный виноградник. Сам дом был совершенно непримечательным. Одноэтажный примитивный прямоугольник.
С года до трёх лет я жила здесь, проводя практически всё время на улице. Солнце палило нещадно, и мне на голову то и дело напяливали цветастую панамку. Ввиду своего неразумного возраста я ещё не могла иметь конструктивного мнения по какому-либо вопросу, но чисто на уровне эмоций яро чувствовала дичайшую ненависть к этой панамке. Я мало помню, но по сравнению с памятью других людей, я помню слишком много для такого возраста. Я помню, что бегала голышом, неуклюже перебирая своими пухлыми ножками. Но иногда на меня всё же надевали свободные белые трусики. Я старалась обходить стороной многочисленные круглые клумбы, выложенные по краю белыми крупными камнями: словно папина кровь навсегда пропитала эту землю, и я могла это почувствовать. Когда он был подростком, он приземлился на камни одной из этих клумб прямо бровью, и крови действительно было слишком много.
Помню