Жена и дети все эти годы искали его. Местонахождение лагеря, место расстрела и захоронения. Все тщетно. И лишь спустя шестьдесят лет фрау Легенфельдер, приехав из Мюнхена в Сибирь, нашла несколько строк о своем отце в Книге Памяти жертв политических репрессий, изданной здесь. Что ж, и за это запоздалое раскаяние она благодарна.
«Добрая фрау Анна»
Ей уже давно не снятся огромные крысы, снующие по сырым тюремным карцерам. Она так долго старалась забыть вкус лагерной баланды, чувство голода и отчаяния! Фрау Анна уже почти полвека живет в Германии. Работает в Баварском восточном обществе – занимается просвещением немецкой молодежи, социальной поддержкой, благотворительностью. Ее сектор – Закарпатье. Несколько раз в год фрау Ленгенфельдер садится в свой автомобиль и показывает дорогу груженной доверху фуре. Едет по селам, хуторам, детским домам и приютам. Раздает вещи, продукты, лекарства. Дети смотрят на нее большими глазами и говорят: «Великое вам спасибо, добрая фрау Анна». Она жалеет и тех детей, которым подает милостыню возле церквей и вокзалов, сдерживает свои отчаянные слезы и старается не думать о том, что эти «благотворительные» гроши дети, скорее всего, отдадут родителям-алкоголикам. «Что же случилось с великой, могучей страной?!» – восклицает она, называя ее, раздробленную, почему-то «штатами бывшего Советского Союза».
Спохватываясь, исправляется: впрочем, до Штатов далеко – слишком несовершенна экономика, не продуманы законы, особенно те, которые касаются детских прав.
В тюрьму – можно
…Тогда, в 39-м, офицер НКВД строго отчитал девочку: «Маленьким сюда нельзя. Иди домой. Мы сообщим матери о дальнейшей судьбе ее мужа». А вот в тюрьму им, маленьким детям врагов народа, было можно.
О судьбе отца Анна узнала лишь в 1991 году. После запроса в архив МВД ей в Мюнхен прислали коротенькую справку: осужден по ст. 58 п. 10 – «Контрреволюционная агитация». Приговорен к высшей мере наказания. Кого и за что агитировал отец, Анне до сих пор не ясно. В этом сибирском городе он оказался после Первой мировой как пленный. Встретил здесь судьбу – будущую мать Анны, урожденную Ленскую – из «недобитых буржуев».
Отец был авиационным инженером, строил в Сибири аэродром. Пригодились его знания России. А потом его записали во враги. А заодно и всю его семью из семи душ: жену и шестерых детей. Младшей, Марусе, было всего три месяца. Не дрогнули сердца чекистов – поселили всех во внутреннюю тюрьму НКВД. Ни пить, ни есть не давали. Там и умерла грудная Маруся. Потом посадили всех в вагон…
«Дяденьки, за что нас сюда?..»
В Новосибирске, в камере пересыльной тюрьмы, женщины-уголовницы ругались на детей: трехлетняя все время плакала, а остальные глядели, как волчата. Аня, как самая старшая и бойкая, подкараулила однажды во дворе, куда их выпускали гулять,