На самом деле в жизни Гая не существовало ничего столь настоящего, как придуманные приключения. Игры и аниме. Там, внутри этого мира, бушевали страсти, космические корабли уходили к далёким планетам, рыцари и менестрели отправлялись в неизведанные путешествия, попаданцы вдруг открывали глаза в неведомых мирах, заново рождённые воины рун приходили в себя на развалинах древних храмов. В дебрях рисованных фантазий Гай был героем, иногда – богом, иногда – магом. Ему нравилось снова и снова начинать жизнь сначала, с чистого листа. Судьба в лице всё знающих режиссёра и сценариста ставила перед ним цели понятные, повороты сюжета – предсказуемые, и подруг давала на вечер-другой фигуристых, милых и необременительных. В крайнем случае, при любом раздражающем факторе, это приключение всегда можно переключить на другое.
Гай предпочитал время, отпущенное ему судьбой, проводить в фантазиях. Богом, конечно, быть гораздо интереснее, чем филологом-неудачником, а, кроме того, в глубине души он понимал, что для жизни, наполненной реальным драйвом, не подходит. Так как натурой обладал мягкой и чувствительной, редко способной постоять за себя. Окружающим казался сонным и нерасторопным, но был вовсе не глуп. Скорее, эта видимость происходила от его постоянной внутренней погружённости в свои мысли, которые казались гораздо интереснее, чем разговоры с родственниками и знакомыми. С незнакомыми, впрочем, тоже.
Гай наконец-то прожевал уже безвкусный кусок баклажана и закрыл контейнер. Он любил «курьерскую» обязанность, которая позволяла выбираться среди бела дня из неизменно пахнущего книжной пылью магазина и прогуливаться, не спеша, через два квартала, где за густо засаженными рябинами синела, сливаясь с небом, крыша небольшого, очень старого дома.
Москва. Несколькими часами позже
Гай спал и видел уже неизвестно какой сон. В смысле, по счету. Что-то фантастическое, где он – в рядах блестящих серебром роботов, в руках у всех нереально огромные огнемёты, и ему не страшно, а даже как-то упоительно поливать огнём незнакомые улицы во сне. А когда ему захотелось остановиться и осмотреться, оказалось, что как раз осмотреться совершенно невозможно. Потому что он был впаян невидимыми, но совершенно неразрывными нитями в ряды этих роботов.
Гай пытался кому-то сигнализировать, что он в этом едином металлическом организме оказался абсолютно случайно («Это все из-за сна», – во сне кричал он), но тот, кто руководил этой блестящей армией, был недосягаем и глух к любым мольбам. А потом Гай увидел, что все эти роботы – вылитый он, Гай, просто одно лицо, размноженное на тысячу копий и посеребрённое краской.
И ещё его сводило с ума то, что любое его движение волной прокатывалось по спаянным рядам. Все клоны тут же повторяли даже еле уловимое подёргивание глаза в нервном тике. И