Никита буркнул в спину Рая что-то неопределённое. Друг оглянулся и увидел оплывшую губу:
– Ого!
– Рыжий Эрик, – нехотя признался Званцев. – Они все тусовались там.
– Почему ты? – совершенно искренне удивился Рай.
– Не я. Гаевский, – ответил Кит, и друг всё сразу понял. – Я оказался случайной закуской. В общем, тоже неплохой. Почему нет? Хорошо учусь, вежлив, хожу в музыкальную школу, причём с удовольствием, а не потому, что заставляют. У меня есть мечта. Классическая жертва для банды Рыжего Эрика.
– Ты не сможешь сегодня петь, – Рай покачал головой. Никита поймал себя на том, что ему нравится смотреть на друга. Точёный подбородок, высокие скулы, чистый взгляд. Высок и грациозен. До него все время хотелось дотронуться. Рай казался сейчас таким же нереальным, как ночная девочка под фонарём. Но, в отличие от неё, он действительно был.
– И завтра не сможешь, – кажется, Рай по-своему истолковал его взгляд. Никита немного смутился.
– Всё равно нас никто здесь не будет слушать, – он обвёл рукой сонное пространство отдыхающего после ночного безумия кафе. – Или, на крайний случай, будешь петь ты.
– Ладно, проехали, – Рай улыбнулся. – У меня есть для тебя хорошая новость. Ирма вчера отдала мне первый текст. Понимаешь, Кит, это первый текст, написанный для нас!
– Это к какой композиции? – Кит обрадовался.
– К «Тайне», – довольно зажмурился Рай. – Она сказала, что её сразу зацепило.
«Тайна», действительно, была чем-то особенным. Кит написал её совсем недавно, недолго думая. Она просто свалилась на него откуда-то сверху, вся сразу от начала и до конца. Тревожная и щемящая мелодия, которая нарастала, чтобы в конце сорваться в неминуемую бездну. Но обрывалась, не дойдя до этой последней черты, откатывалась назад, балансировала между предчувствием и знанием.
Он развернул бумажный листок из тетради в клеточку. Ирма принципиально писала свои стихи только от руки и на каких-нибудь обрывках.
«Там, где тает ночь и наливается день
В светоносные дебри Гипериона
Из набухшего лона возможности параллель
Вновь родившимся братом взрывает мозги закона…»
– Чушь какая, – пробормотал он сам себе. – И как она представляет это в песне?
Но вслух ничего не сказал. Вид у Рая был довольный до невозможности, он явно пребывал в восторге от этого текста. А Никите совершенно не хотелось его расстраивать. По крайней мере, сегодня. Хватит и того, что он не сможет ещё несколько дней петь.
***
– Становится холодно, – сказала вечером мама. – Мешок с тёплыми вещами на антресолях. Я бы сама достала, но у меня приступ остеохондроза.
Её шея искривилась