– Татьяна Антоновна, – тихо позвала я, – вам плохо? Татьяна....
Я наклонилась и вдруг увидела, что глаза ее открыты. Рот застыл в напряженной гримасе, реденькие седые волосы разметались по багровому отекшему лицу… Последнее, что я успела увидеть, – забрызганный бурыми пятнами белоснежный воротничок… Я потекла вниз на растаявших ногах, и перед глазами все расплылось дрожащей мутью.
– Светка! – Юркин голос не дал мне грохнуться в обморок, я оглянулась и уцепилась за его плечо. – Что?
Ему хватило одного мгновения, чтобы понять, что произошло. Подобное он видел гораздо чаще моего, поскольку служил в шестнадцатом отделе МУРа, но в это мгновение голос у него дрогнул.
– Татьяна Антоновна? – то ли спросил, то ли позвал, потом схватил меня за плечи и толкнул к дверям. – Иди, звони… Забери Тайку – и марш на твою кухню!
На негнущихся ногах я добралась до коридора. По лестнице уже поднимались недоуменно перешептывающиеся соседи. Краснощекая Верка-парикмахерша с четвертого этажа пугливо глянула мне в лицо и быстро перекрестилась:
– Матерь божья!
***
Часы на моей кухне показывали половину одиннадцатого, когда старший следователь Удальцов поднялся, поблагодарил нас с Мегрэнью неизвестно за что и удалился. Юрка вышел вслед за ним, и я услышала, как они шепчутся в коридоре.
Мегрэнь сжала виски руками и, раскачиваясь взад-вперед, прошептала:
– Светка, неужели все это взаправду?
Я вздохнула:
– Не зря мне сегодня кошмар приснился.
Хлопнула входная дверь, вернулся Юрка.
– Что теперь будет? – спросила Мегрэнь, и губы ее скривила жалобная гримаса.
– Что и всегда, – развел руками Юрка, – следствие… Хотя тут…
Он многозначительно пожал плечами, давая понять, что подобные преступления раскрываются далеко не всегда.
– А когда… ее? – нервно клацнув зубами, спросила я.
– Точно сейчас нельзя сказать… Около суток.
– Ножом?
– Нет, задушена.
– А откуда кровь?
– Мочки порвали. Видимо, серьги выдернули…
– Серьги? – изумилась я. – Да они у нее простенькие были…
– Не скажи, – вдруг встряла Мегрэнь, – как раз наоборот. Мы один раз с ней болтали, разговор о камнях зашел. Она свою сережку сняла и говорит: «Видишь, камешек какой невзрачный? Это потому, что ты не разбираешься. Да я их специально и не чищу, чтобы зря глаз не мозолить…» Это, говорит, алмаз. А работа старинная, теперь такие не в моде… Вот так…
– Мне и в голову не приходило, – призналась я. – Выходит,