Адель вела с кем-то переписку в своем смартфоне и, по всей видимости, ей не было дела до исповеди очередной клиентки, страдавшей от хронической депрессии, бессонницы и мании преследования. Все эти женщины, приходившие к ней на терапию, жаловались на семейные неурядицы, на молодых любовниц мужа, на быстрое старение кожи, на нереализованные возможности и ощущение полной ненужности в неполные сорок лет. Они вызывали у нее тоску, а иногда и раздражение, и тогда она погружалась в свой смартфон и лишь изредка кивала им и говорила: «Да-да, я слушаю Вас, продолжайте». В конце концов, она разделила своих клиенток на две группы: в первую входили те, кто объективно нуждался в медикаментозном лечении – и тогда она незамедлительно передавала их психиатру, во вторую же она определяла тех, для кого, по ее мнению, визит к психоаналитику был неким изощренным способом убить время, найти применение кредитной карте своего супруга и посетовать на жизнь, в которой все было испробовано, и наполнить ее новыми впечатлениями уже не представлялось возможным. Но они хотя бы платили, и за это их можно было терпеть. Эту же зеленоглазую брюнетку направили к ней из полиции. Психиатрическая экспертиза признала ее полностью вменяемой, однако, ей рекомендовали пройти курс психотерапии, и теперь они обе должны были терпеть друг друга еще несколько долгих месяцев.
Аврора была одной из тех немногих счастливиц, про кого говорят, что время не властно над ними. По ее внешности невозможно было определить ее возраст. Ей вполне могло быть и двадцать пять, и тридцать, и сорок пять.
Инфантильная, уходившая от реальности в свои выдуманные сны, жаловавшаяся на бессонницу или же чрезмерно яркие сновидения и на преследовавшего ее повсюду незнакомца… Было ли в этом что-то такое, чего Адель еще не слышала за годы своей практики? Нет.
Тем временем, Аврора продолжала, тихо, медленно, задумчиво, настолько монотонно, что речь ее начинала убаюкивать. Тогда Адель наконец оторвала взгляд от экрана смартфона и стала вслушиваться в ее слова.
– … Вам когда-нибудь приходилось слышать, как падает снег? Как шепчутся тени? Как ветры поют свои песни? А ведь они наполнены смыслом… Они хранят в себе историю Вселенной… – Аврора задумчиво смотрела куда-то вдаль, сквозь стены. – Вы когда-нибудь ощущали, как скользит лунный свет по Вашей коже? Как потоки энергии наполняют Ваши вены? Вы когда-нибудь пробовали чувства на вкус? Страх, желание, отчаяние, любовь, радость, грусть, ярость, нежность – у каждого из них свой вкус… Я помню все это, я ощущаю все это в своих снах, но стоит мне проснуться… – Аврора снова стряхнула пепел изящным движением указательного пальца и подняла глаза, – …и все исчезает. Мое новое тело глухо к звукам Вселенной, оно слепо к символам, окружающим меня. Я живу внутри глухого каменного колодца. Это не мое тело. Я боюсь возвращаться в него.
Последнюю фразу она произнесла почти шепотом, склонившись над столиком, разделявшим их с Адель.
– Вы слушаете меня?
– Да-да, конечно, – Адель попыталась изобразить на лице крайнюю заинтересованность, что ей, впрочем, не удалось. – Вы сказали, что боитесь возвращаться в свое тело. А находиться в нем Вы тоже боитесь?
– Вы не слушаете меня…, – девушка вдавила сигариллу в пепельницу и откинулась на спинку дивана. – Я же Вам все объяснила.
– Вы сказали, что Вам некомфортно в этом теле.
– Я сказала, что оно не мое.
Адель с усталым раздражением посмотрела на сидящую перед ней Аврору. Немного помолчав, она спросила, выделяя каждое слово, будто клиентка плохо понимала обращенную к ней речь:
– Вы узнаете себя в зеркале?
– Я никогда не смотрю на себя в зеркало.
– Почему?
– Зеркала лгут. Они отражают действительность, но не показывают ее.
Адель сосредоточенно сжала губы, затем положила смартфон на столик и встала. Из дальнего угла кабинета она прикатила высокое напольное зеркало.
– Подойдите, пожалуйста, к зеркалу.
Девушка поднялась, нехотя подошла к зеркалу и остановилась перед ним.
– Вы узнаете себя? – Адель заглянула в зеркало, а затем посмотрела на Аврору, будто сличая ее с отражением.
– Это лишь оболочка, внутри которой мне приходится находиться.
«Агнозия, – мысленно поставила диагноз Адель, – и это плюс к депрессии и мании преследования. Надо все же направить ее к психиатру». И тут же перед ее глазами возник доктор Лео Мареш, ее университетский преподаватель и куратор, профессор кафедры психиатрии,