Кроме него за столом уже сидели Белла Уван, Крисс Ли, Рик Янс, Нелли Лонг, Дейк Брю, незнакомая мне светловолосая девушка, коренастый парень и полноватый рыжеволосый мужчина. Не помнила, чтобы они ехали в нашей кабинке.
– Да, стол предназначен для тех, кто живёт в третьем коридоре шестого этажа, – дружелюбно ответила блондинка.
Её глаза были нереально большими, а их синий оттенок придавал взгляду что-то мистическое, я бы даже сказала, внеземное.
– Соня Рут, – представилась она.
– Тина Брайн.
– Брэд Рим, – сказал темноволосый парень, протягивая мне руку в знак приветствия.
– Рон Вий, – кивнув, произнёс мужчина с рыжими волосами.
Смущённо прятала взгляд. Всегда остерегалась мало знакомых людей. Что это страх? Или неприязнь к людям?
Села рядом с Бобом, слева от меня осталось ещё одно свободное место. Кто-то, как и я, опаздывал.
Обед Элиты такой же скудный, как и еда обычных защитников. Помешав непонятного цвета кашу, больше всего похожую на чью-то отрыжку, отодвинула тарелку в сторону.
– Лучше ешь, если не хочешь, чтобы лидеры догадались, что ты чувствуешь, – шепнул мне на ухо Боб.
Посмотрев, с каким каменным лицом остальные уничтожали эту непонятную пищу, всё же вернула тарелку на место.
– Скоро снова привыкнешь, – опять подсказал Боб.
Не жуя, стала глотать склизкую субстанцию. Не думала, что такую гадость ела каждый день. Почему раньше не ощущала её вкус? Может, просто мне было незнакомо чувство отвращения? Или же еда добровольцев ещё хуже пищи защитников? Я припомнила, что еда мне никогда не нравилась, но в голову даже не приходило возмущаться подобному факту. Ведь ничего другого всё равно не было.
– Ты не должна привлекать к себе излишнего внимания, – прошептала Белла.
Меня напрягало, что сегодня компания, которую всё время остерегалась, помогала. Раньше они никогда не были такими дружелюбными. А сейчас смотрели так, словно я спасла им жизнь.
– Кто не пришёл на обед? – нарушила тишину Соня, кивнув на свободное место около меня.
– Наверное, тот, кому принадлежит шестьдесят первая комната, – жуя, ответил Рик.
Не вмешиваясь в их разговор, уткнувшись в тарелку, пыталась побороть чувство отвращения и покончить с обедом.
В столовой было тихо, даже не слышалось стука ложек о тарелки. Такое гробовое молчание напрягало. Хоть бы кто-нибудь из добровольцев скрипнул отодвигающимся стулом или проронил слово. Но нет, все чётко соблюдали негласное правило: «Никаких бесед». Именно поэтому столовая погрузилась в сводящую с ума тишину. Вот потому мне не нравилось бывать в общественных местах. Потому что не могла молчать, как остальные. Иногда мне просто хотелось встать и закричать, чтобы голос прорезал эту тишину. Но я никогда не делала этого.
Уходя в себя, скрывалась в потаённых местах своей души, где хоть немного находилась наедине с