Вещал триумф кастрюль тревожный бой.
Лягушка, отвергая разговоры,
Опять Ивана заняла собой.
А, он, своей супругой покоренный,
(Та привнесла в постель БДСМ)
Счастливый, пылкий, удовлетворенный,
На поваров закинул груз проблем.
Пусть гусь летает, а собака лает,
Доверить профи, проще говоря.
На кухне знали, что монарх желает,
Состряпали закуску для царя.
И вот, на фоне трона и натуры,
Когда по чарке разобрали все,
Выносят из лягушек блюда дуры:
На вертеле и лапки фрикасе.
Всех вывернуло! Облажались дочки!
Тут положенье младший спас сынок,
Подали вмиг: селедочку, грибочки,
Укропчик, маринованый чеснок.
Тушеная форель в смороде красной,
Бараний бок, уха из осетра…
Изысканно все, сытно и прекрасно…
На козырях закончилась игра.
Царь гулко отрыгнул: "Вот, это баба!
Ванюшка выиграл, сплетникам назло!
Меня любовь, и то, коснулась слабо,
Обжег язык, а на душе тепло!
Как-будто бы наелся не в желудке,
А где-то ниже, но стремится ввысь…
И молодость какая-то в рассудке,
Глаза блестят и яйца напряглись.
Вся эта старость – форменная глупость!
Я укрепить еще способен власть!" –
И руку сунул, яйца вновь пощупать.
И морда вся в улыбке расплылась.
"Ну, что ж, теперь задание второе:
Супруги ваши к завтрему утру
Подушечки сошьют для геморроя
На коих можно отдыхать в жару".
Двор царский снова в пьянство окунулся,
Развратом день надеясь завершить.
Иван к себе расстроенный вернулся,
Решая, кто ж подушку будет шить.
Вошел и обмер: "Что за королева?!"
Упала челюсть, рот не запахнуть.
Лежит нагая на постели дева,
От шкуры захотела отдохнуть…
Визг тембру придавал щенячьей фальши,
Предатель-голос подло завилял:
"Ты не могла такою быть пораньше?
Я так тебя себе и представлял? "
Их секс, частично ритуалом ставший,
Невесте новой больше был к лицу.
Иван-царевич, несколько уставший,
Опять вернулся мыслями к отцу.:
"Власть укрепить? И яйца молодеют?
А, дальше что? Даст ключнице под зад?
А, если кто подушечку содеет?
С плеч головы фонтаном полетят!
Не сдерживаемый контролем жопным,
Он лосем брачным кинется вперед…
Обнюхается чем-то психотропным,
Себе мою невесту заберет.
Страна от его глупости устала,
Товарищи с ревкома ждут давно,
И время революции настало…
"Прости, пожалуй, батя! Жизнь – говно!"
Любимой свои мысли открывая,
Знал, не поймет, по недостатку лет.
Но, та достала, вдруг, из каравая
Две