– Ах, деточки! Когда-нибудь вы будете вспоминать это время как самое лучезарное в своей жизни. Передвигаться на молодых сильных, быстрых ногах… Какое это счастье!
– Ага… Счастье пахать за восемь тыщ, – ворчала под нос Люда.
Когда Аня впервые увидела Веру Сергеевну – подумала: та беременна. Громадный живот свисал и едва не касался пола. Она еле ходила, откинувшись для равновесия, придерживая живот рукой.
– Запущенная киста, – объяснила Люда. – Наша бабуля отказалась от операции, а сейчас уж поздно. Ей девяносто семь. В этом возрасте старики уже не День Рождения, а День Растения отмечают. А наша бабуля держится молодцом. Ум ясный, как у молоденькой. Без очков читает! А выправка какая! Дворянская, аристократическая! Ты видела, как она ест?
Аня за обедом присмотрелась. Все в столовой утыкались носами в тарелки, низко кланяясь при каждом хлебке, по-гусиному ныряя шеями. Вера Сергеевна сидела прямо. Она не роняла своё достоинство, тянясь к ложке. Ложка бесшумно зачёрпывала суп и, не теряя ни капли, высоко, величественно подымалась к её рту. Ни на миллиметр маленькая стриженая голова не соизволила опуститься, поклониться тарелке. Бесшумно глотала.
Это было так красиво и необычно на фоне тычущихся в тарелки голов, хлюпающих, вытянутых трубочкой, с шумом втягивающих жидкость губ… Аня не заметила, как стала подражать Вере Сергеевне. И теперь даже пустой больничный перловый суп ела как королева.
– А уж следит за собой! – шумно восторгалась Люда. – Это с такой болезнью, да и возраст…
Люда выдавала ей: то пакетик с синькой, то щепотку марганцовки. Ими Вера Сергеевна споласкивала свой седой ёжик – вот откуда был легчайший голубой или розовый оттенок.
Всегда в опрятном халате в кружевцах, больше похожем на пеньюар. На цыплячьей шейке повязан лоскуток чего-то ветхого и воздушного, скрывающий морщины. И никогда от неё не пахло старушечьим, затхлым.
Секрет чистоплотности раскрывался просто. Дождавшись, когда в палатах погасят свет, каждую ночь старушка тихонько шаркала в женский санузел. Над животом несла красный пластмассовый тазик, в нём – полотенчико и стопку чистого бельеца.
Ванной давно не пользовались по назначению. По Людиному пышному выражению, она стояла для «блезиру». Эмаль давно пожелтела, покрылась трещинами и ржавыми потёками.
В ванне женщины подмывались, туда плевали, чистя зубы. Если уборная была занята, самые нетерпеливые тайно справляли в сток малую нужду. Курящие исподтишка стряхивали пепел и окурки, туда же выбрасывались тампоны, бумажки, мусор. Такая большая урна для нечистот.
Если санитарки не успевали, Вера Сергеевна сама вынимала мусор. Кряхтя, тщательно мыла ванну. Поддерживая живот, с трудом залезала внутрь по приставному деревянному ящику. Усаживалась в ванну, макала в тазик с горячей водой губку, выжимала на себя. Мочила чубчик, долго не спеша,