Внимание мужчины привлекла золотистая головка, склонившаяся над чем-то. Хунгур, прислонившись плечом к белоснежной колонне, посмотрел на дальний балкон. Вскоре, он лицезрел нежную картину. Дивина, одетая в просторную ночную сорочку, с протянутыми руками, кормила птичек. Те садились к ней на раскрытые ладони, наполненные зерном и хлебными крошками, и смело, без какой-либо опаски, поглощали лакомство, при этом успевая еще чирикать.
Молодая женщина, вероятно, улыбалась – по крайней мере, Хунгуру так показалось. А еще, она что-то говорила птичкам. Слова сложились в стихи, нет, Дивина пела им что-то про родной край и свободу. Голос ее был мелодичным, женственным. Даже он был у нее красивым. Вероятно, так поют сирены, заманивая несчастных моряков. А потом с аппетитом пожирают их. Вот какое сравнение пришло в пытливый ум Хунгура. Он заставил себя вернуться в комнату, дабы даже не думать о прекрасной женщине.
Дивина, слишком погруженная в собственные мысли и воспоминания о доме, даже не заметила, что за ней наблюдали. Она с радостью накормила пташек, а затем, немного полюбовавшись рассветом, вернулась в спальню. Там ее уже ожидали пришедшие служанки – одна из них занялась утренним туалетом госпожи, принеся теплую воду и ароматное мыло, другая – принялась расчесывать ее прекрасные волосы. Прислуга одаривала Дивину комплиментами, восхищаясь, как и прежде, ее красотой. Молодая женщина тепло благодарила их. Она понимала – так они хотели поддержать ее. Служанки догадывались о странных отношениях между госпожой и господином. Любая бы приуныла от такого. Поэтому, они делали, что могли – поддерживали Дивину добрыми, искренними словами.
Вскоре, госпожа была готова к завтраку. В этот раз на ней было платье из белоснежного шелка. Его рукава, расширенные книзу, красиво струились, и чем-то напоминали крылья прекрасной птицы. Дивина застегнула на талии узкий пояс из золотой нити. От других украшений молодая женщина отказалась, чем заслужила настороженные взгляды служанок – те знали, что хозяин буквально требовал, чтобы госпожа увешивала себя роскошными украшениями.
– Устала, – кратко пояснила Дивина, спешно покидая спальню.
Спускаясь по лестнице, красавица пыталась уравновесить собственные чувства – но страх, волнение, душевная усталость, соединившись в клубок, терзали ее сердце и делали женщину обеспокоенной. Если раньше эти чувства были немного приглушенными, то теперь молодая женщина остро ощущала их. И это сделало Дивину слишком торопливой и неловкой. Она поняла это лишь тогда, когда ее стопа поскользнулась на вычищенном до блеска мраморном полу, и молодая женщина упала на него, с глухим звуком и стоном, срывающимся