Подробно освещаю период войны лишь потому, чтобы потомки знали, что пришлось пережить людям даже в тылу. В поле, на ферме, в мехмастерских и на конюшне работали старики, женщины и дети. Мальчишки моих лет, в том числе и мы с братом, обучались на курсах трактористов (1944—1945 гг.). Если теория мальчишками и женщинами усваивалась нормально, то практика – это изнурительный физический труд, даже очень непосильный. Весь парк тракторов состоял из трех колесных СТЗ (Сталинский тракторный завод), двух гусеничных ЧТЗ (Челябинский тракторный завод). Управление рулевым колесом (баранкой) на СТЗ было непосильным даже для нас, уже 14—15-летних ребят: тогда не было никакой гидравлики. Чтобы повернуть передние колеса, необходимо было приложить немало физических сил. Поэтому приходилось за рулём сидеть вдвоём. Дополнительно устраивали примитивные сиденья. Не было тогда и «пускачей», а тем более аккумуляторов. Женщины мучились не меньше. Очень часто при запуске двигателя трактора происходила обратная отдача пусковой ручки, что грозило травмой чаще всего большого пальца руки (обычно сильный вывих). Потому-то чаще всего запускали двигатель трактора вдвоём: привязывалась верёвка на пусковую ручку с двумя концами, это и гарантировало полную безопасность. Так с нами мучились до осени 1944 года, когда фашист повсюду изгонялся с территории нашей страны. К этому времени стали возвращаться с фронта земляки с легкими ранениями. Они и заменили нас, мальчишек.
В 1942 году в школе ввели урок немецкого языка – языка врага. И всегда перед началом этого урока мы, ученики, что-то вытворяли. Ну не могли мы, дети, хорошо относиться к этому уроку, и всё тут! В знак протеста даже не явились на урок всем классом. Затем нас за этот проступок хорошо пропесочили.
Мама всегда строжилась с нами, если в дневнике по немецкому появлялись двойки. А они были частыми гостями в наших дневниках. Тогда мы и представить не могли, что наша мама по линии бабушки – немка. Однажды у меня закралось какое-то подозрение: откуда она знает что-то по-немецки, объясняя нам правила произношения слов. Удивившись этому, я тут же спросил, мол, откуда она знает этот язык. Не ожидая такого вопроса, она сначала опешила, но затем довольно уверенно ответила, что научилась языку у соседок-немок в Днепропетровске. Лишь в 1986 году, в гостях у мамы в Харькове, открылось многое, в том числе и с немецким языком.
Ещё один факт из нашей жизни в военные годы. Весна 1943 года для нашей семьи была самой голодной. В один из дней мама испекла из остатков кукурузной муки и красной свеклы, прокрученной через мясорубку, какие-то лепешки прямо на чугунной плите. С аппетитом всё испеченное было съедено, запивали еду кипятком. Перед сном мама сказала, что с завтрашнего дня есть будет нечего. С тем и легли спать. После обеда на следующий день мама пришла домой как будто разбитой. Перед уходом на работу она на мгновение остановилась и… заплакала, её ноги подкосились, и она присела. Мы все около