Деда очень скучает по деревне. Очень. Первое время вообще не хотел входить в квартиру, сидел во дворе допоздна. Потом начал мастерить, строить, сажать, поставил высоченную беседку и «пустил» на неё виноград. Деда каждую весну аккуратно подрезает тонкие, ненужные веточки, делает винограду «прививки», и тогда на одной лозе выспевают сразу два сорта винограда, и гроздья висят совсем разного цвета; приносит черенки, сажает их и опрыскивает потом ярко-бирюзовым медным купоросом. Купорос очень, очень красивого цвета, глаз оторвать невозможно, но потом деда его портит, добавляет туда мел, и купорос из бирюзового становится противным.
Мысли о лете и предстоящих экзаменах портят моё каждодневное существование, не дают покоя. Я живу в ожидании чего-то тяжёлого и неприятного.
– Такие убогие, прямо я не знаю… Даже телевизор не смотрят! – Голос мамы возвращает меня из Орамы и виноградников обратно на кухню с газовой плитой и булькающей кастрюлей.
– А как им смотреть, если света опять нет? – Я не хотела ввязываться в разговор. Мои беседы с мамой редко не заканчиваются скандалом.
– А тебе какое дело?! – Она перестаёт мешать обед и резко оборачивается ко мне, – не тебя спрашивают и не с тобой разговаривают! – В голосе мамы я слышу радость. Она очень хочет с кем-нибудь поболтать. Мама общительная.
– А кого спрашивают? – Ну всё, раз ввязалась, теперь держись, – дома же никого нет, кроме меня, – надо попытаться хотя бы увести разговор в нейтральное русло, – кстати, а где Арис? – Я делаю движение, будто хочу заглянуть в комнату, – у него же уроки давно закончились. У нас самих последних двух уроков не было, а он ещё раньше со школы ушёл
– Укоротись, знаешь! – Мамина рука в кастрюле замирает.
Кажется мне «повезло». Это