А потом Рада сказала:
– Мне пора.
Я спросил:
– Завтра встретимся?
Она улыбнулась:
– Ты совсем не грустный теперь. Ты сегодня весь день улыбался и много шутил. Ты устал?
– Нет, мне хорошо.
– То есть быть радостным не сложно?
– Конечно нет. Почему ты спрашиваешь?
Но она продолжала:
– А грустным? Грустным быть легко?
Я усмехнулся:
– Ты ведь знаешь ответ…
Она улыбнулась:
– Знаю. И ты знаешь. Зачем тогда грустишь?
Я не нашелся что ответить. Потом сказал все же:
– Потому что грустно. Бывает такое.
– Самое главное – не позволять себе грустить долго. Любая грусть со временем сушит душу, делает ее черствой. И люди перестают радоваться. А ведь быть счастливым просто.
Она кинула на меня взгляд из-под пушистых ресниц, развернулась и пошла в ночь.
– Рада! Мы встретимся?
– Я хочу видеть тебя веселым…
Я стоял и улыбался. Просто потому, что улыбаться – просто…
…Солнечные блики теплыми мягкими лапами гуляли по лицу, просвечивая сквозь неплотно прикрытые веки. Легкий теплый ветерок покачивал ветки рябины над моей головой. Рубиновые налитые грозди тяжело раскачивались на тонких ветвях, распространяя вокруг чуть горьковатый пряный запах. Хо-ро-шо. Утро выдалось замечательным, теплым и солнечным. Бабье лето в самом разгаре, ошалелые мошки носятся вокруг, спеша урвать последние дни жизни. Откуда-то из травы поднялась бабочка, невесть каким чудом дотянувшая до конца сентября. В этом году природа будто сошла с ума и передвинула все на пару недель вперед. Такими темпами на новый год без снега останемся…
Откуда-то из-за спины доносился детский смех, живо напоминая мне одну маленькую и очень серьезную девочку. Маша. Как заливисто она смеялась, бегая босиком по желтым дубовым листьям, уворачиваясь от ласковых маминых рук… Это было, а как будто бы не было. И Рада. Юная девочка-весна в легком платье посреди промозглого сентябрьского утра. Она так и не сказала мне, как я грущу. А сам я не знал. Да и разбираться теперь не было никакого желания – я учился не уметь грустить. И сейчас мне было просто хорошо. От этого солнечного утра, от дурманящего запаха рябины и желтой листвы, от тонкого запаха дыма – где-то неподалеку дворники сгребали листья в большие кучи и поджигали их, стремясь облегчить себе работу…
С того чудного утра прошла пара недель. Я помирился с друзьями, уволился с опостылевшей работы и на неделю сбежал в Осташково. Там у одного моего хорошего друга есть просторный бревенчатый дом, добрая баня и прямой выход на Селигер. Я приехал к нему без предупреждения. Просто сел в машину и поехал. Обычно мы договаривались о таких визитах, друг часто летал по всей стране, и застать его на месте бывало сложно. Но в этот раз он оказался