Но что было делать? Она дала согласие выйти замуж. Потому что жить с родителями – еще большая тоска. Нужно резко изменить жизнь. Раз и навсегда.
К тому же Алена считала себя некрасивой.
И это делало ее очень несчастной.
В театре, когда она взглянула на себя в зеркало, она чуть не расплакалась от досады. Собственные глаза показались ей плоскими и холодными, волосы лоснились, и следа не было от их обычной пышности. Алена перехватила в зеркале взгляд Петра – он откровенно любовался ею.
Неужели вот этот человек – ее будущий муж?
Весь спектакль она сидела, как будто ее окатили холодным душем. Даже страстные, томные песни цыган не задевали ее, как обычно.
– Ты не заболела? – шепотом спросил Петр.
Вместо ответа она помотала головой.
Она смотрела вперед, на сцену, но почти ничего не видела. Хотела она того или нет, но в ушах у нее все время звучал голос Алексея. Думать и вспоминать о нем было совершенно бессмысленно, она понимала это, но ничего не могла поделать с собой: думала, вспоминала, вслушивалась в его голос… Что в нем было особенного? Что вообще хорошего или умного сказал Алексей? Да ничего. Просто он разговаривал с ней свободно, весело, наплевать ему было на какую-то там Алену, что хочу – то и говорю, и даже, нахал, «поцеловал» ее в губы (она улыбнулась невольно). Почему-то Алене представилось, что целуется он совсем не так, как Петр, не с мнимой осторожностью, а грубовато, по-свойски, запросто. Она покосилась на Петра. Он сразу почувствовал ее взгляд, спросил:
– Что?
– Я выйду, хорошо?
Он наклонился к ней.
– Тебе плохо? Может, выйдем вместе?
– Нет, – прошептала она. – Я одна. На несколько минут.
Он кивнул, выпустил ее руку из своей; она встала и вполунаклон заскользила между рядами.
В фойе Алена подошла к телефону-автомату, набрала домашний номер.
– Да, – густо прозвучал голос отца.
– Папа, это я. Мне никто не звонил?
– А Петр уехал к тебе. На работу.
– Я знаю. Больше никто не звонил?
– Нет. А что случилось? Где Петр?
– Да ничего не случилось. Петр здесь,