Энджи подождала, пока отец снова поднимет глаза.
– А расскажи мне о первых галлюцинациях.
– Слуховые и визуальные, – коротко ответил отец.
– То есть она слышала голоса и видела то, чего нет?
– Сперва она даже не подозревала, что это галлюцинации, и не волновалась.
У Энджи забилось сердце.
– И ты мне ничего не сказал? Она столько лет болела, а я ничего не знала?
Отец отодвинул тарелку в сторону.
– Ты бы все равно ничего не заметила, ты же здесь почти не бываешь.
У Энджи двинулись желваки.
– Но сказать-то ты мог!
– Зачем?
– Знай я, что творится у нее в голове, не срывалась бы на вас, чаще приезжала бы. Не принимала бы ее отчужденность близко к сердцу. Поняла бы наконец, почему ребенком я постоянно чувствовала себя третьей лишней.
– Лишней?
– Для вас двоих.
– Ерунда какая. Все дети…
– О чем еще ты мне лгал?
– Это не ложь, Энджи…
– Умолчание – все равно что ложь.
Отец поднялся на ноги – горячий итальянский темперамент раздул его грудь, окрасил щеки, метал молнии из глаз.
– Черт побери, почему ты вечно злишься из-за всего подряд! – Отец наставил на дочь указательный палец: – Это все твоя работенка! Из-за нее ты подозреваешь всех вокруг!
Энджи, не двинув бровью, встала, собрала тарелки и приборы и сказала:
– Мне пора ехать. Посуду вымою.
Отнеся тарелки в кухню, она с грохотом свалила их в раковину и постояла с опущенной головой, упершись руками в столешницу. Тревога стиснула виски. Как отец останется один в этом большом пустом доме на берегу океана, тем более в Рождество? Как же Энджи ненавидела всю эту праздничную мишуру! Ей вообще претил любой фарс.
Чувство вины тяжело легло на плечи. Стало стыдно за свой эгоизм: нехорошо забывать родителей, а у нее не было ни времени, ни желания приезжать. Только отцовских нотаций ей не хватало! Но теперь она ему необходима.
В январе у родителей юбилей свадьбы…
Стареющие родители, возрастные родственники – это всегда нелегко: столько любви, боли и острой жалости перепутано в один клубок, а сейчас добавилось еще и ощущение упущенного времени – утекло, как вода под мост, непонятно когда. Теперь уже поздно – матери нет. Нет как прежней личности. Глубоко вздохнув, Энджи начала отмывать тарелку, успокаиваясь от прикосновений пальцев к синей цветочной кайме. Память, как ярко-желтый солнечный луч, осветила прошлое: этот сервиз они с матерью покупали осенью в большом старом «Хадсон-бей компани». Мама обожала этот супермаркет – может, в минуты просветления и до сих пор любит, но вспомнит ли она тот день и сервиз с васильками, который выбирала вместе с дочерью?
Это было восемь лет назад. Машина Мириам была в ремонте, и