Мы с моим учеником К. на московском осеннем бульваре. К. периодически застывает, принимает странные позы, в которых, кажется, почти невозможно удерживать равновесие. Можно взять застывшего К. за руку. Рука ощущается как совершенно расслабленная, почти жидкая. Я поднимаю ее вверх и отпускаю. Рука тут же фиксируется в новом положении. Обычно движения обеспечиваются мышцами, которые работают толчками, почти как поршни. Но рука К. ведет себя совсем по-другому. Пока я двигаю ею, она как бы наполнена некой жидкостью, совершенно расслаблена, не оказывает сопротивления. Но стоит мне отпустить его руку – и «жидкость застывает». Этот особый режим движений встречается при кататонии и называется восковой гибкостью, как будто внутри движений, внутри тела плавится и застывает воск. Благодаря этому особому режиму работы нервной системы можно лучше понять, как мы удерживаем позу, как работают наши мышцы, автоматически обеспечивая стабильность изменчивого положения тела.
Почти все, что мы узнаем о человеке, так или иначе связано с его движениями. Речь, труд, эмоции, игра, творчество – все это проявляется через работу мышц. Пушкин писал чернилами и пером, но он мог бы диктовать или даже набирать текст на клавиатуре, превращая таким образом сокращения своих мышц в электрический сигнал. Во времена Пушкина уже был электрический телеграф, экспериментальная электротелеграфная линия работала недалеко от его квартиры на Мойке.
Мы умеем расшифровывать пятна на бумаге или экране, видеть за этими пятнами буквы, слова. Подключаться к внутреннему, то есть аутистическому, миру поэтов и писателей нас учат специально. Сначала учат буквам, чтению слов, предложений, текстов. Потом – делать пересказы, писать изложения, сочинения, анализировать текст.
Когда я стою в классе перед учениками, мне тоже нужно подключиться к их аутистическому миру. И он для меня сейчас гораздо важнее, чем аутистический мир Пушкина. Но слова или анализ текста здесь помогают мало. Один из учеников немного говорит, двое лишь используют карточки для просьб. Словарный запас и структуры языка в этом случае настолько бедны, что не стоит на них полагаться. Но это не значит, что у моих учеников нет своего сложного, значимого и интересного мира.
Там, где нельзя полагаться на речь или текст, можно попытаться воспользоваться информацией, которую дают другие, мало осознаваемые, не всегда заметные движения человека. Нужно только увидеть, почувствовать, проанализировать их, то есть разложить по полочкам, классифицировать.
Я учился в институте физкультуры, изучал различные стороны мышечной деятельности: анатомию, биохимию, физиологию движений. Когда-то в этом институте физиолог Николай Александрович Бернштейн создал учение о построении движений.
Бернштейн искал общие закономерности двигательной активности: исследовал движения музыкантов, спортсменов, высококвалифицированных рабочих, пытался выяснить, чем движения мастера высокой квалификации отличаются