ость. И было невозвратимо всё могущее сбыться. Поразительно гладкое море. Пустынный в этот послеобеденный час пляж. И следы на песке оживали, подобные предчувствиям, а предчувствия были так девственны и не испорчены, что счастье без невода просилось в руки. Никто не покушался на желания; где-то там, за горизонтом можно было предположить страсть, но горизонт, как известно, никогда не заканчивается пропастью, и слово «бесконечность» так созвучно со словом «юность». И что такого должно случиться, чтобы разъединились руки? Воздух так безмятежен, чувства опережают и оглядываются: расстаться? – немыслимо. Две цепочки следов параллельно кромке: не ближе, не дальше, а просто – рядом. Желать большего? Не сейчас, не сегодня, когда-нибудь, – да! да! Должно что-то измениться: что-то вроде разрешения, непонятно откуда, неизвестно кем данное, но – без него нельзя. Сколько красоты, сколько тепла и соразмеренности вокруг: кожи нет, оболочки нет, бремени не существует, – только любовь, только счастье. Разве можно быть ближе? разве можно чувствовать сильнее? Зачем спешить срывать недозволенное? Две судьбы, две прямые. Близость, основанная на расстоянии, чувство между стремящимися друг к другу, высшая фаза: ближе – расстояние пропадет, исполнив заложенный в притяжении акт любви; дальше – осязаемое чувство ослабнет, исчезнет непередаваемая сладость предвкушения, сама суть которого – длить. Длить. Ближе – всё равно, что исчезнуть, – нельзя, нельзя. Дальше – с каждым мгновением всё более невозможно, потому что невесомые материи сердца прочнее всего видимого: сплетаясь, не пускают назад, но – вырываются с корнем.