Один из бурдюков Шооран поднял наверх и, удивляясь, почему не сделал этого раньше, нацедил большую чашу. Вино понравилось. Оно было почти не сладким, зато запах восхитил не избалованного ароматами Шоорана. Главное же, оно ничуть не походило на кислую пенящуюся брагу, которую как-то довелось попробовать Шоорану еще в землях вана. Тогда, после чашки браги, Шоорана долго мучила тухлая отрыжка, и он поспешно дал зарок никогда больше не пить хмельного. Но вино – совсем иное дело! Должно быть, его пьет сам Тэнгэр, когда, сидя на алдан-тэсэге, размышляет о долгой вечности.
Не ожидающий подвоха Шооран одну за другой осушил ещё две чаши, а потом коварный напиток бросился в голову. Очнулся Шооран на другой день под деревом на самом краю оройхона. Головная боль мучила невыносимо, и лишь кольчуга, напяленная поверх лёгкого жанча, позволила вспомнить события минувшего дня, а вернее, всего одну картину: как он в своём нелепом наряде мотается по краю оройхона, не осмеливаясь переступить поребрика, и орёт, что он новый илбэч и плевать хотел на весь далайн разом.
Мерзкое чувство похмелья и жгучий стыд помогли Шоорану осознать то, что он целый год скрывал от самого себя: не из-за парха и гвааранза не выходил он на мокрое – эти звери выползают на поверхность лишь раз в году, и не Ёроол-Гуй пугал его – в конце концов, стоя на поребрике, можно спастись и от Многорукого. Настоящий, глубокий ужас внушал далайн. Шооран боялся, что последние слова старого илбэча окажутся ошибкой, но ещё больший, хоть и неосознанный, страх вызывало предположение, что они истинны. Потому и жил целый год так, словно никто ему ничего не говорил и вообще никакого далайна на свете нет. Но теперь пришло понимание, и, сидя на прелой листве и трясясь от озноба, Шооран шептал непослушными губами:
– Я илбэч… Я новый илбэч…
А вдруг всё неправда? Может быть, старик в последнюю минуту передумал, и он остался таким же, как был… Или вообще дар илбэча неподвластен хозяину и переходит к кому попало, не считаясь ни с чьим желанием… Ну с чего он решил, будто стал илбэчем?
Шооран вскочил и, пересиливая страх и дурноту, побежал к далайну. Он увидел мечущиеся холмы волн, шипящую пену, насыпь разбитых тел вдоль побережья. Ну конечно, ведь сейчас мягмар, на далайне буря, и строить нельзя. Обрадованный отсрочкой, Шооран поспешил обратно в обжитой алдан-шавар, к привычным делам, подальше от неизвестности.
Отсрочка растянулась на три месяца. Всё время находились дела, не дававшие повторить поход к далайну. Каждый вечер Шооран стыдил себя и говорил, что завтра он непременно… но завтра снова занимался чем-нибудь другим. Должно быть, с такими же мыслями старик плёл кольчугу или сушил неимоверные