Не спорь, так решено судьбой давно,
Писать ты будешь все равно.
Теперь тебе вручаю дар:
Души томленье, страсти жар,
Когда в твой разум муз виденье
Приходит в нужное мгновенье,
То искра божья разгорелась наконец,
Которую вдохнул в тебя Творец.
Но я не скрою, этот дар
Порой опасней, чем пожар…
Николай I
В советской школе вам твердили:
«Цари поэта застрелили»,
Да, были споры между нами,
И гнали волны мы цунами.
Царь государство защищал,
Консервативен был в подходах,
Я ж новых вольностей искал
В трудах, свободах и походах.
Был Император где-то прав,
Лишь изредка державный нрав
Вдруг прорывался изверженьем
И громогласным осужденьем.
Но оба мы играли роль,
Лишь только нам был дан пароль
Мистической державной силы,
Лишь за неё одну просили
Россию-матушку любить,
В святых молитвах не забыть.
Да, были споры между нами,
И не были мы с ним друзьями,
Но чтоб убить – вот это зря,
Поклёп на батюшку-царя.
Но кто-то всех хотел стравить,
Стране, народу навредить.
Дантес приехал, вот сюрприз,
Интриги чёрные плелись,
И роковая колесница
Стремительно несётся вниз.
Как будто вижу страшный сон –
Услышал собственный я стон
И пули свист, качнулся лес,
Но тем стрелком был не Дантес.
В кустах, под шум и дым дуэли,
В тени густой и стройной ели,
С крупнокалиберным «бизоном»
Сидел убийца из Сиона.
Тираны тайные Земли
Простить поэту не могли
Величье духа возрожденья,
России новое рожденье.
И то, что я почти один,
Свободы верный Паладин,
Глаголом жёг сердца людей,
Чтоб было видно без прикрас,
Кто есть святой, а кто злодей.
А что Дантес?
Был бледный весь,
Его дуэльный пистолет
Не мог наделать столько бед.
Он для себя решил давно,
Что промахнётся все равно,
Не мог открыто извиниться,
Наёмный тоже был убийца.
Но он «Руслана» прочитал,
И правды дух над ним витал,
И, невзирая на приказ,
В моем убийстве дал отказ.
Но непонятная картина,
Взгляд удивлённый поражал,
Я с пулей на снегу лежал
И руку к сердцу прижимал.
Сбылось цыганки предсказанье,
Масонов тайные желанья,
Сиона Каббалы шептанье,
Сумели тело поразить,
Но дух великого поэта
Навечно остаётся жить!
Пушкин: – Мой друг, скажу тебе, что очень
Твоей судьбой я озабочен.
Поэты