Боковым зрением он увидел или скорее успел почувствовать краем глаза какое-то движение. Взгляд его метнулся к железной решетке, но великан-палач был неподвижен, словно языческий исполин, высеченный из камня, статуя божества и брошенная к ее подножию бездыханная жертва. Только мускулы бесшумно вздымались на его груди, точно кузнечные меха. Помимо воли, нунций залюбовался на мгновение этим античным Геркулесом, живым образчиком грубой мужской красы. Насколько же жалко смотрелась жертва, разбитый и изувеченный, хилый человек в сравнении с этим воплощением силы и здоровья!.. И тут движение повторилось. Оно исходило из неосвещенного левого дальнего угла, куда не доходил свет от вкопанных в землю факелов. И где-то там, в глубине, что-то ворочалось и шевелилось.
Кажется, нунций побледнел.
– Не беспокойтесь, это всего лишь крысы, – сухо заметил инквизитор. – Здесь, под землей, они чувствуют себя как дома.
«Крысы?!..» Брат Игат поклясться бы мог на Святой Книге, что он отчетливо слышал иные звуки, доносящиеся из-под густого покрова тьмы. Они были похожи на вздохи… словно бы кто-то стонал. Человеческие стоны. Женские.
– Прошу вас, брат. Его Святейшество просил что-то передать нашему скромному братству? – голос инквизитора, возвысившись, легко перерубил тугой узел его раздумий. Нунций с усилием поднял голову.
– О, да. Отец церкви передавал свою искреннюю радость и удовлетворение тому рвению, с которым вы продвигаете дело веры и истребляете ересь на корню, – с выражением продекламировал нунций, покосившись на перекошенную человеческую фигуру у решетки. Палач, наконец, опустил книзу факел, предоставив сумеркам милосердно скрыть лицо несчастного. Теперь только белые ноги, торчащие в разные стороны, бросались в глаза. – Его Святейшество счастлив тем, как укрепляются ряды Святой Церкви. Он просил меня передать вам это, в знак своей благосклонности, – рука нунция стремительно скользнула под край накидки.
Чья-то рука, вынырнувшая, из-за спины, так сильно стиснула его локоть, что нунций едва не закричал от боли и неожиданности. Инквизитор поднял руку в кожаной перчатке:
– Брат Игат – брат Доминик, верный слуга ордена.
Глаза нунция встретились с глазами монаха, оказавшегося столь проворным, и он первый медленно, сохраняя достоинство, отвел взгляд. Под густыми бровями горел огонь дикого, но преданного зверя, умеющего казаться ручным. Брат Игат положил на холодную ладонь монаха то, что предназначалось в награду Великому Инквизитору Риоса и Мериды.
Последний принял из рук монаха большой золотой крест в виде распятия и, склонившись, поцеловал его. Во время поклона нунций успел разглядеть поблескивание серебряной цепи на его груди, а также желтеющую нашивку на левом плече его темного одеяния. Она была в виде совы, присевшей на посох,