В сей же час становится Мессией…
В Шарм-эль-Шейкхе очень ласковое море. В Шарм-эль-Шейкхе очень сочные звезды. Сумерки наступают быстро и безболезненно: солнце едва успевает позолотить вершины гор на западе и через несколько мгновений все кончено – меркнут краски коралловых кущ под ногами и зажигаются звезды в млечной дали над головой. Два моря, небесное и земное, сливаются воедино. Заканчивается многобожие и начинается вера в Творца единого, всемогущего и вездесущего. Известный постулат древнеегипетского бога Тота (он же Гермес Трисмегист) «что наверху, то и внизу» безраздельно вступает в свои права, еженощно, год за годом, доказывая свою непреходящую актуальность.
Солнца не стало, но звезд на небе столько, что оно не в силах их удержать! Метеоры срываются вниз, словно капли с крыши сразу после дождя. Желаний не хватит, если следить за каждым звездным падением. И все же, несмотря на столь ощутимые потери, далекие светила продолжают сверкать несметными драгоценными россыпями чистейших бриллиантов на черном сукне.
Я стою на вершине горы Моисея и жду солнце. До восхода остается еще час с небольшим, но желающих приобщиться к одному из ветхозаветных таинств, набралось уже предостаточно. Рядом со мной сгрудились в кучку говорливые итальянцы. Было зябко, семь потов, сошедшие доселе при восхождении, превратились в холодную испарину и нещадно мучили тело ознобом; мои соседи то и дело старались поплотнее запахнуться в тонкие, накинутые на плечи, одеяльца, дружно кляцали зубами и дрожали от забористой предрассветной прохлады, словно макаронины в кипятке.
Видел бы нас Моисей, жалких своих последователей! Восемьдесят лет было старику (по Библии), а он четырежды взбирался на гору. Шел ли под палящим солнцем, или пробирался в густой ночи при свете коптящего факела, во власти тишины и своих молитв к единому и лишь ему понятному Богу. Нас же было много. Карабкались кто за чем: одни в надежде приобщиться к истокам бессмертных «десяти заповедей», другие – просто отметиться в известном месте. О мистическом предчувствии чего-то особенного не могло быть и речи. И спереди, и сзади слышались приглушенные голоса, хрустел щебень под ногами, цепочки огоньков от карманных фонариков походили на крадущихся в небо светящихся змей. Я почти физически ощущал, как множество невидимых человеческих тел взбаламучивают ночную мглу. Мало того, приходилось без конца сторониться и уступать тропу верблюдам, что вели под узцы неразлучные с «кораблями пустыни» бедуины. Ленивые паломники вальяжно переваливались на верблюжьих спинах в такт их походке и лихо при этом, удовольствия ради, разгоняли пеших повелительным свыше «Ка-мель! Ка-мель! А-тан-сьон, ка-мель!». Раза два по дороге попадались устроенные предприимчивыми бедуинами некие подобия забегаловок, под брезентовым навесом на десяток посетителей, и тогда проходящих мимо обдавало ароматами кофе вперемешку с тягучими арабскими мелодиями из шипящего помехами радиоприемника. Многие (да и я в том числе!) щедро чертыхались про себя и вслух, измученные тяжестью подъема, но, в общем-то, это здоровый признак; за время восхождения так устанешь поминать черта, что, достигнув цели, истинно подумаешь о Боге. Уже на подступах к вершине наш гид показал нам место, где, по его словам, упал в пропасть и насмерть разбился русский кинооператор из съемочной группы Дмитрия Крылова, ведущего «Непутевых заметок». Я слышал про эту историю. Правда, наш «Ваш Д. К.» оказался здесь непричем. Случилась сия неприятность с Андреем Талалаем из «Клуба кинопутешественников». Он действительно сорвался со скалы, когда пошел выбирать место для съемки, но, к счастью, остался жив, а вот ногу сломал серьезно. Отрадно другое, жить он теперь долго будет, коли про него такое говорят. А за Сенкевича обидно! Поскольку столь популярную на горе Моисея историю про «гибель» русского кинооператора все, от самого начитанного гида до самого последнего бедуина с верблюдом, приписывают не команде седовласого академического «Клуба», а шустрым «Непутевым заметкам». Даже в святых местах рейтинг – великая сила. Одним словом, наше восхождение было обычным туристическим маршрутом – на вершине горы предстояло встретить восход солнца, а затем спуститься и посетить старейший православный монастырь Святой Екатерины. За его стенами до наших дней сохранились знаменитый колодец, у которого Моисей в самом начале своего бегства на Синай разогнал невежливых пастухов и познакомился со своей будущей супругой Сепфорой, дочерью местного священника Рагуила (или Иофора), а также терновый куст, та самая «неопалимая купина», в пламени которого возник Ангел Господень и Бог объявил Моисея своим избранником освободить любимый Им народ от египетского плена и привести его в Землю Обетованную.
Монастырь Святой Екатерины и впрямь необычное место! Одиноко стоит он в узком ущелье, отгородившись от мира высокими неприступными стенами, издали почти неотличимый от скал, что нависают над ним с двух сторон. В самом начале своего пути на гору его расплывчатая громада явилась мне в образе «летучего голландца», без каких-либо признаков жизни рассекающего безбрежные ночные просторы. В ту минуту тела монахов уже мирно покоились в своих кельях, казалось, бодрствовал лишь Святой Дух и незримо клубился над спящим монастырем. Непроглядная пелена мрака быстро сомкнулась над ним, и он исчез, вроде и не было