– Вам делали перевязку? Рану сегодня осматривали?
Умно! Решила сменить тему. Так она обычно и поступает, когда начинаешь копать глубже и задавать неудобные вопросы.
– Нет. Про меня сегодня забыли. Кроме вас доктор, я никому тут не нужен.
– Здесь нет особого отношения ни к кому, – она старалась говорить по-деловому, и намерено избегала смотреть мне в лицо.
– Успел заметить.
– Присаживайтесь, я сделаю вам перевязку. Могли бы, и напомнить о себе.
– Интересно кому? Если вы всей бригадой роды принимали.
– Хватит уже! Садитесь, – она повысила голос.
– Ну вот и поговорили.
Я сел на стул, при этом, не спуская с нее глаз. Мила же делала все, что угодно, но ни разу не взглянула на меня.
Маленькая, худая, уставшая, но мне она кажется самой красивой женщиной на земле. Возможно потому, что я не помню других? Ведь здесь больше нет белых женщин и мне не на кого обратить свое внимание.
Я снял футболку, чтобы Мила обработала рану от огнестрельного ранения. И на ее щеках, как уже по сложившейся традиции, появился легкий румянец.
Она.
Прикасаться к нему было всегда волнительно для меня. С самого первого дня, даже когда я вытаскивала пулю, уже тогда во мне стали зарождаться странные эмоции. Теперь же, спустя две недели, все усугубилось. Я часто ловлю себя на мысли, что смущаюсь перед этим мужчиной словно школьница. А когда он снимает футболку и предстает передо мной полуголый, я теряюсь. Кажется, я даже краснею. Он же замечает мое волнение и не упускает возможности съязвить или активно попялиться на меня. Прямо какое-то испытание. Я хирург, и вид обнаженного тела меня никогда не смущал. Моя работа такова – видеть тело и работать с ним. Но только не в этот раз. Он другой и с ним все иначе.
Кроме того, сегодня все особенно обострено. Я чувствую себя очень уязвимой, сложно держать себя в руках. Это уже почти невозможно! Эмоции через край, и я на пределе. Я принимала роды у женщины, которая весила не больше тридцати пяти килограмм. Ребенок, конечно же, был недоношенным и уже мертвым. И умер он в утробе матери не сегодня. Безумное количество времени ушло на то, чтобы ее семья разрешила мне сделать кесарево, чтобы спасти хотя бы мать. Я знала, что малыш мертв уже в самом начале. Но родственники покойной, не позволяли мне помочь ей. Потраченное время стоило женщине жизни!
Здесь все очень отличается от цивилизованного мира! Люди и их восприятие реальности, поведение, поступки – зачастую шокируют. Это словно другой мир! Некая частота, на которой все это сумасшествие возможно, и оно тут действительно реально. Но для нас, образованных и социальных людей, происходящее здесь – это какой-то бред, утопия, безумие. Белый человек, пусть даже врач, со стороны местного населения зачастую воспринимается враждебно. Я не могу просто взять и разрезать человеку живот, чтобы спасти ему жизнь. Семья должна разрешить мне это сделать. За инициативу и несогласованные действия