Что на Руси не может так случиться…
От горькой правды мы, порой, бежим.
Не верим мы, что наш закон позволит
Жестокий, не прикрытый геноцид.
Реальность жития глаза откроет,
Что с осужденными Мордовия творит!
Моральнои физически унизив,
Лишив возможности защиты своих прав,
«Воспитывают» и бросают Богу вызов,
Его Законы варварски поправ.
Голодовка
Я поставлена в стальные рамки,
И душа в отчаянье кричит.
Не хочу я хоронить останки
Гордости, что с сердцем в такт стучит.
Я несправедливости полнейшей
Не могу простить, как ни молись.
Я прошу понять меня, Светлейший.
Как не справедлива эта жизнь!
Горький хлеб лишь стал толчком последним
Для того, чтоб стала голодать.
С нами обращеньем беспредельным,
Рапортами только говорят.
Что случилось с сердцем человека,
Поменять костюм на камуфляж?
Я, прожив уж более полвека,
Не могу понять поступок ваш.
Не пытаясь даже разобраться,
Вы меня раздели догола,
Продолжая гнусно улыбаться,
Обзывали уркою меня.
Понимаю это ваше рвенье,
Вам работу надо выполнять.
Наплевать вам всем на мое мненье,
Никто не хочет истину понять.
Стою униженной, но непреклонной,
И понимаю, этот горький хлеб
Наполнен нашими слезами чашей полной.
От горькой жизни – пламенный привет.
И пусть не долго длилась голодовка.
Всего пять дней, но ценен этот акт.
Ведь все-таки оборвалась веревка,
Опутавшая ноги. Сделан шаг.
Шаг к миру и взаимопониманью.
Все изменилось к лучшему сейчас.
Шаг в сторону свободы и вниманью.
Дай Бог, чтоб этот лучик не погас.
Он дал мне слово, слово офицера,
Что все изменит в отношении меня.
А что мне остается? Только вера.
Ведь слову этому – весомая цена.
Ведь это же не просто чье-то слово.
Оно, как долг, надежность и душа.
Оно пред Богом, у креста златого
Дано солдатом, Родине служа.
Миркиной Ольге Ивановне
Смотрю на женщину я, офицера,
Которая моложе и сильней.
От взгляда чувство у меня, как от прицела,
Ей хочется ударить побольней.
Она гордится очень своей властью,
На заключенных смотрит свысока,
Она является Системы частью,
Той, что ломает души у ЗК.
Ей ни к чему здесь Божии Законы,
Держать иконы здесь большой запрет.
И на плечах не Ангелы – погоны.
И состраданья в этом взгляде нет.
Проклятьями, как бусами увешана,
Свою судьбу связав с Системой зла,
Ей не найти покой, коль не ответила
Пред Богом, что не