– В те дни положение мое можно выразить просто: я потерял покой, – после небольшой паузы продолжил Андрей Петрович. – Отчетливо понял: именно такая спутница жизни мне нужна. Вскоре об Оле я знал немало: она врач, терапевт, живет в поселке два года. Приехала на Север после окончания института, замуж выйти не успела. Родом – из Ленинграда, где жила ее мама.
Стал я с Олей изредка встречаться. Чем больше узнавал ее, тем сильнее она мне нравилась, несмотря на некоторые странности. Тогда я многого не понимал в ее поведении. Тайком молилась, читала Библию, Псалтирь. Говорила, что в Боге находит утешение, получает от него поддержку в трудные минуты. Посты соблюдала – для Крайнего Севера это, на мой взгляд, было равносильно подвигу: попробуй поживи хотя бы день без мяса. Как выкручивалась, как при добровольной скудной еде обходилась? – это, действительно, только одному Богу известно. Тоненькая, как молодая березка, была. А лицо так и светилось непередаваемой теплотой, добротой и нежностью. В жизни не всем дано любить, а ее сердце было очень чуткое, живое, не каменное. Я сразу ее полюбил, и потом понял, что она – сестра моей души… Олю все считали привлекательной. Но меня она продолжала как бы сторониться, ни к какой близости не допускала. Хотя и потеплела после одного события: под Новый год знакомый летчик по моей просьбе привез из Москвы живые цветы. Уж как Оля рада была, как благодарна.
Андрей Петрович снова умолк. Полумрак не мог скрыть, как сильно погрустнело его лицо.
– Постепенно мы начали с Олей говорить о том, чтобы соединить наши жизни. Она мечтала о времени, когда у нас будет двое детей. «Ты, летатель, будешь меня с ними носить на руках», – посмеивалась Оля. Мы настолько были душевно близки, именно близки, что порой без слов улавливали чувства и намерения друг друга. Через любовь к Оле я лучше узнавал себя. А ее улыбка! Она была до удивления выразительная: могла сказать «да» или «нет», ласково поблагодарить или с легким укором возразить. Улыбка всегда стояла перед моими глазами во время нашей разлуки. Ради этой Олиной улыбки я готов был пойти на все.
Оля говорила, что ее чувства ко мне подобны отношению какой-то Ксении Петербургской к своему мужу. Была такая святая. Я не придал тогда этим словам особого значения, позже подробней узнал о жизни Ксении. И был потрясен. Я понял, что Оля тоже меня сильно любила. И очень-очень хотела, чтобы мы закрепили свой брак венчанием в церкви. В то время это было бы дерзким поступком. Правда, мне следовало бы до венчания покреститься. Оля говорила, что в Ленинграде это можно было сделать беспрепятственно – там действовало несколько храмов. Одним словом, в мою жизнь вошло светлое, чистое, и даже больше – вечное. Я тогда находился как в прекрасном сне, от которого не хотелось просыпаться…
– Недолгим оказалось мое счастье, – словно откуда-то издалека донесся голос Андрея Петровича. – В конце марта Оля погибла. Позже я узнал, что как раз был праздник Пасхи. Самолет, на котором она летела с больным и еще несколькими