нелся посёлок. В хорошую погоду Эрику нравилось кататься здесь на своей старенькой «Десне» по просёлочной дороге, мимо ветхих деревянных и кирпичных дач, сейчас утопавших в цветущих садах. Жаль, что нельзя было разогнаться, как следует, потому что дальше начинался горный массив. Но горы Эрик любил даже больше велосипеда. На въезде в посёлок построили многоквартирный двухэтажный дом. Возле него стоял фургон, из которого выгружали мебель: последнюю неделю сюда почти ежедневно заселялись новые жильцы. Эрик притормозил. Мальчик, – его ровесник, тащивший от фургона большую сумку, посмотрел сперва на велосипед, потом на Эрика, улыбнулся как старому приятелю, и скрылся в подъезде. Что-то в лице мальчишки привлекло внимание Эрика, – но что именно, понять он не успел. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА ПЕРВАЯ – Сынок, вставай, пора в школу. Эрик открыл глаза, потянулся и соскочил с постели. Мать, запахнувшись в белый халат, сидела за столом, что-то выписывая из журнала в тетрадь. Спросонья она показалась Эрику похожей на снежную королеву из сказки. Однако в отличие от ледяного чертога комнату наполняли благоухание и свежесть. – Мама, смотри! – Эрик восторженно показал на пышный, усеянный шипами куст, растущий из объёмистой деревянной кадки, стоявшей за диваном. За ночь на нём распустились первые кремовые бутоны. – Дождались, – довольно заметила мать.– Теперь до поздней осени нам не будут нужны никакие духи. Чтобы прогнать остатки сонливости, Эрик проделал обязательную физзарядку. – Сынок, разогревай суп, я сейчас, – мать с такой лаской посмотрела на него, – будто солнце выглянуло из-за туч. За завтраком Эрик вспомнил, о чём он хотел рассказать матери. – Мам, на уроке биологии учитель объяснял, будто люди произошли от обезьян. Так и в учебнике написано. Неужели это правда? А спорить не хочется. Мать некоторое время молчала, помешивая ложечкой в стакане с заваренным зверобоем. – Сынок, мы уже говорили с тобой на эту тему. Многие теории верны до поры до времени. Есть прекрасное определение, как раз для таких случаев, – «считается». Например, – считается, что скорость света, – 300 000 километров в сeкунду, – максимально возможная. С другой стороны, – «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…». Кто это сказал? – Шекспир, – расцвёл Эрик. – Так считается… И не надо ни с кем спорить… …В школу Эрик пришёл за несколько минут до звонка. Класс был уже полон и бурлил. Ученики настраивались на урок, переговаривались, рассаживаясь по своим местам. «Всё как всегда, – думал Эрик, выкладывая учебник истории и наблюдая за этой привычной суетой.– Одни и те же слова, одни и те же поступки в течении шести лет». Он наперёд знает, кто что скажет, и как будет отвечать у доски. За эти годы он так ни с кем близко и не сошёлся, ограничиваясь минимумом общения, как, например, с Майей Циклаури, которая сидела за передней партой. Будучи председателем совета отряда, Майя относилась ко всему предельно серьёзно, и насколько хватало её кипучей энергии стремилась поддерживать в классе дух коллективизма, при каждом удобном случае напоминая о высоких идеалах советского пионера. Сама отличница, она старалась всем подавать пример. Считая Эрика индивидуалистом, она безуспешно пыталась его перевоспитать. Но, впрочем, Эрик находил её характер для девчонки вполне сносным. Всё было бы терпимо, если бы не Раптор. «Снова всех будет доставать. Вон разлёгся опять на своей парте, как медуза Горгона на пляже». На задней парте вальяжно развалился Паша Рошенко, выделявшийся более крупным чем у остальных телосложением, и отпускал злые шуточки по любому поводу всем, кто попадался ему на глаза, оправдывая своё прозвище. Эрик сам был не мелким, но Раптор превосходил его на полголовы. Ещё в детсаде услышав, что был когда-то такой динозавр, который тиранил всех остальных, Рошенко решил что это подходящий пример для подражания. С тех пор за ним укрепилась стойкая репутация хулигана. Он курил, отбирал у малышей мелочь, состоял на учёте в детской комнате милиции. Положение осложнялось тем, что он за словом в карман не лез и был достаточно эрудирован, – ровно настолько, чтобы изводить одноклассников ещё и своим «красноречием». За прошедшие годы класс свыкся с этим, как с врождённой болезнью. Один Эрик в силу своей натуры не желал поддаваться общему смирению. С самого начала Рошенко вызвал у Эрика органическую неприязнь, и за шесть лет она закалилась как булат. Раптор постоянно находил повод задеть Эрика: то бросит кусочек мела, то выстрелит из трубки комочком скатанной бумаги, то напишет на доске «Клин-блин». Эрик огрызался, избегая прямого столкновения. Год назад, в пятом классе, когда они стали изучать немецкий язык, Рошенко открыл ещё один способ для насмешек, называя Эрика то «кляйне Эрик», то ещё хуже, – «айне кляйне киндер». Терпение Эрика лопнуло, и он довёл дело до драки, в результате которой получил немало синяков и ссадин. Но и Раптору досталось, – хватило, чтобы его хищные повадки ослабли. Вот появился Лаша, весьма полный мальчик. Его отец работал поваром в столовой, поэтому в питании сыночка не ограничивали ни дома, ни в школе. Портфель Лаша был постоянно набит сосисками, котлетами, печеньем и прочими лакомствами. Естественно, это не способствовало похудению. Но кем-кем, а жадиной он не был, и щедро делился с соседями своими припасами. Неудивительно, что и он стал мишенью Рошенко: – Гляньте, – колобок прикатился! – развеселился Раптор.– Колобок, колобок, иди
