– А ты хочешь остаться?
– Что ты имеешь в виду? – посмотрела она на него большими доверчивыми глазами.
– Поедем со мной. Если хочешь, – прибавил он
– К тебе? В Орлов? Ты уверен?
Ему показалось, что в ее словах прозвучала какая-то обреченность. Оно и понятно, кому понравится лучшие годы своей жизни провести в каком-то захолустье, променяв на него Москву? Это же и ежу понятно.
– Да. Но только если ты сама этого хочешь, – уточнил он. Если нет… – он не договорил.
– Конечно, хочу! Мне, Боренька, кроме тебя никто не нужен, никто-никто! – она прильнула к нему, поцеловала радостно. – Никто! – повторила, как заклинание.
Она снова была так счастлива! Мир, который еще несколько минут назад, казалось, рушился безвозвратно, теперь отстраивался вновь, краше прежнего. Этот мир воссиял чудесными красками, и не было ничего прекраснее него!
* * *
Ничто не могло омрачить тот светлый день: ни проливной дождь, ни осенняя слякоть, ни ультиматум будущей тещи. Начальник части, вникнув в ситуацию, обрисованную Борисом во всех красках, согласился расписать молодых. Пришлось, правда, соврать, что невеста в положении, а потому дело не терпит отлагательств. Впрочем, самой Анечке он об этой своей хитрости сообщать не стал, чтобы не смущать лишний раз.
Так жизнь принялась вносить свои коррективы в их планы с самого начала. Но любовь такая штука, что против нее бессильны любые ультиматумы. Бывает, что даже смерть против нее бессильна… И потому будущей теще, прежде чем бросаться такими угрозами, следовало сперва крепко подумать.
После того, как все свершилось, и они буквально сидели на чемоданах, ожидая приказа верховного главнокомандующего о демобилизации солдат срочной службы, Борис с усмешкой думал о себе как об Алексее Любославском, увозящим в леса Наталью боярскую дочь. Благородный, несправедливо опороченный, вынужденный идти на уловки ради того, чтобы воссоединиться с любимой – вылитый Борис при теперешнем его положении. Чего только не бывает в жизни? «Мы бросимся к ее ногам, но через некоторое время», – думал он точно, как Алексей, об обманутой Анечкиной матери. Но прежде того ему предстояло бросаться в ноги собственному родителю.
Он знал, что отец экспромтов не одобряет и что всякие скоропалительные решения видятся ему сугубо в черном свете. «Кто кашу заварит, тому ее и расхлебывать», – любил повторять он, наблюдая различные выходки сына, и поступки необдуманные по малолетству. Но тут – совсем другое дело, ведь жена не рукавица, как в народе говорят.
Борис понимал, что отец явно не одобрит его решения жениться без спросу, и это еще мягко сказано. Нет, душить его, как выразилась Анечка в отношении собственной матери, он конечно не станет, но может сделать так, что Боря сам повесится, со стыда. Жить-то с ним. А он сам мало того, что женился тайно, так еще и пожаловал