Голова шла кругом.
Я написала ВКонтакте:
«Друзья, в ночь с воскресенья на понедельник я еду в Крым. В условиях информационного хаоса и тотальной пропаганды мне кажется очень важным увидеть своими глазами, что сейчас происходит в Крыму. А получить достоверную информацию можно только у очевидцев, у тех, кого по-настоящему затронули происходящие события. <…> Задавайте, пожалуйста, вопросы под постом. Какие проблемы вас интересуют, какие факты вы хотели бы проверить, с кем мне стоит поговорить».
Нажала на кнопку «Отправить» и купила билет.
Интересно, что полученные мной «наказы» от питерских активистов были очень взвешенны и соответствовали реальности. Казалось, что издалека можно спокойно проанализировать и поставить интересующие по-настоящему вопросы. Ровно те, которых так не хватало крымчанам для принятия ответственного решения на «референдуме». В Питере – несмотря на острые дискуссии и битье морд на тему, «чей Крым», – не было того ажиотажа и того невроза, от которого лихорадило Крым с конца февраля до середины марта:
– Как люди сейчас взаимодействуют с органами власти?
– Что думают те люди, которые жили без прописки в Крыму и им не получить украинское гражданство?
– Что будет с археологическим наследием? Какие возникают проблемы и как они решаются?
– Как в этих условиях живут больницы? Кто поставляет лекарства?
– Делают ли пометки на границе с Крымом, не будет ли проблем у тех граждан России, кто поедет сейчас в Крым отдыхать?
Конечно, и интересующихся наболевшим вопросом, «чей Крым?», было предостаточно. Так же, как и желающих объяснить, что трудно придумать более идиотскую идею. Но именно этот перечень вопросов (хоть я и забыла о нем, если честно, начисто) оказался списком проблем, с которыми пришлось столкнуться крымчанам по крайней мере в первый год. На многие вопросы удалось ответить только через несколько лет. А некоторые и сформулировать получилось только значительно позже, чем они были заданы.
Это был конец марта 2014 года. Я приехала в Крым в первый раз. Так уж сложилась моя жизнь: ни детского отдыха на море, ни подростковых лагерей в «Артеке», ни юношеских раскопок в Херсонесе. Моими местами была Карелия, известняки, реки с порогами и огромные сосны. А всякие курортные юга казались редкостной попсой. Но посмотреть своими глазами на то, как рушится хрупкий порядок мировых договоренностей, понять, где границы мифов и реальностей, и попробовать об этом рассказать, казалось важнее не только устоявшихся предрассудков, но и возможных рисков.
Поездку я никак не готовила. Слово «поле» знала только из книжек и рассказов коллег, а слово «планирование» и вовсе в мой лексикон не входило. Я спустилась с трапа самолёта в дорожной шляпе, привезенной