Конечно, школа не занимала все наши мысли и время: были игры в городки, шахматы, настольный теннис, художественная самодеятельность и книги. Наше с братом музыкальное образование началось в кружках с изучения нотной грамоты и игры на инструментах.
Помню, один учитель (дядя Коля) обучал игре на баяне. Мы ходили к нему домой на уроки. Баян везли на санках. Иногда он был пьян и не в состоянии провести урок. Слава научился играть, а я нет, у меня не хватало терпения, хотя слух был хорошим. Дядя Коля учил нас петь. Он руководил школьным хором, где мы с братом были солистами.
Помню, на конкурсе школ получили грамоту за песню «Русское поле» (слова И. Гоффа, музыка Я. Френкеля):
Поле, русское поле…
Светит луна или падает снег —
Счастьем и болью вместе с тобою,
Нет, не забыть тебя сердцу вовек!
Русское поле, русское поле…
Сколько дорог прошагать мне пришлось!
Ты моя юность, ты моя воля,
То, что сбылось, то, что в жизни сбылось.
Хорошую литературу в школе не преподавали, на уроках не учили думать, преобладала пропаганда, то есть «искусство убеждать других в том, во что ты сам не веришь» (Абба Эбан, политик).
Советский агитпроп23 делил писателей на «классиков» (Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский), «прогрессивных» (Маяковский, Шолохов, Фадеев, Симонов) и на «реакционных» или «не наших» (Пастернак, Ахматова, Зощенко, Куприн, Алданов, Бабель, Василий Гройсман и другие). Чем не пример примитивной ментальности и «биполярного мироощущения», базирующихся на редукционизме «Капитала» К. Маркса и революционной концепции В. И. Ленина. Первоисточник такого подхода можно усмотреть в Евангелии от Матфея: «Кто не со Мною, тот против Меня, и кто не собирает со Мною, тот расточает»24. Однако понимание истоков не облегчало ситуацию.
Читать книги и выбирать их в библиотеке было моей непреходящей страстью с детских лет. Я читал не рекомендованные учителями книги «запоем», часто по ночам, не желая прерываться. Список их длинный25. Отец многократно мне говорил, что я буду «сказочник», так как читаю несерьезную литературу, и приводил в пример некоторых моих одноклассников – Колю Пиняева и Таню Волынец. Вот они читали серьезную литературу, рекомендованную учителями и школьной программой. Я с отцом тогда не спорил, но и не «брал в голову» его слова, хотя это меня иногда обижало.
Признаюсь, что, кроме книг Толстого, Чехова, Пушкина и Лермонтова, я не прочитал ничего по рекомендации школьной программы. Я не мог