Из пробки ему был виден кремль. Большая, непробиваемая стена до двух километров в длину, огораживающая целых тринадцать башен внутри. Он часто бывал там со своей мамой. Руслан помнил, как рассматривал в башнях изящные композиции и произведения искусства, как он любил удивляться, когда это замечала мать, улыбающаяся в ответ. Он помнил большую часть прожитой судьбы. И для него смотреть на эти места уже не доставляло такого же удовольствия. В глубине его души что-то смещалось в сторону, от этого становилось даже не по себе. По коже бежали мурашки. Ему хотелось отвернуться от кремля. Он отвёл свой взгляд вперёд, на восстановившееся движение. И не захотел оставаться на пустом месте.
На дороге начали образовываться подобия сугробов. Снега становилось всё больше. Вдали темнело небо, становясь светло-синим. Зажигались фонарные столбы, освещая людям путь. А где-то рядом он увидел Здание Государственного банка. Смотря на такое сооружение, ты напрочь забываешь, в каком веке находишься. Он жил совсем рядом с этим местом, немного дальше.
Руслан притормозил. В машине отключились фары. По мозгам вдарила пришедшая усталость. Однако теперь ему не придётся пребывать в каком-то свинарнике, где не было ничего хорошего, кроме джазовой музыки. Хотя собственный очаг тоже не всегда способен обрадовать. Фёдоров открыл дверь своего большого дома, созданного ещё в середине девяностых. Он вытер ботинки о чистый коврик и закрыл за собой дверь на щеколду. Никаких звуков, кроме тишины. В доме не было света, ведь хозяин не собирался платить за него. На полу под своими ногами он увидел пачку уже старых газет и присланных писем. Руслан подобрал с собой всё, что смогло уместиться в руку и прошёл в свою комнату, минуя комнату отца. Он раздобыл несколько свечей и поджёг фитили железной серебряной зажигалкой. Стало светлее, но не настолько. Расставив свечи по разным местам, Фёдоров снял с себя куртку и бросил её на кресло. По волосам разбрелись тающие снежинки. Он мигом стряхнул их рукой, а после сбросил с себя и чёрную водолазку, оставшись