– Приехала все же…
– Приехала, мама.
– А чего привезла?! – подпрыгивал рядом Алешка, теребя, а то и с силой дергая Аню за рукав. – А чего привезла, а?!
– Кому что, а рыбаку до щуки, – махнула на него притворно-рассерженно Петровна.
– Вот и не так, прокатился на пятак! – обрадованно перехватил Алешка. – А пятак-то лучше, чем кофейна гуща!
– Во-во… разошелся, – рассмеялась Петровна. – Уж как радуется, как радуется, Господи…
– Мам, а взрослый какой стал? Прям не узнать! – подхватила игру Аня. – Как увидела сначала – ну, думаю, не Алешка, а…
– А кто? – с интересом, наклонив голову, уставился на мать Алешка…
– А как дедушка Пихто, – вставила Петровна.
– Вот и неправда, петуху забавно! Петуху забавно, а мне и подавно! – запрыгал вокруг них Алешка.
Улыбаясь, пошли наконец все в комнаты…
Ночью старухе не спалось. Будто сходила она в давно желанную, домашнюю баньку, отмылась там, попарилась, пообмякла душой и теперь вот лежала с благостным покоем на сердце. В иные минуты становилось душно и хотелось испить кваску, она вставала с постели, – а было это раза два-три за ночь, – шла на кухню и наливала себе полный граненый стакан квасу с плавающими в нем хлебными размякшими корками. Бывает, хозяйки не любят эти корки, процеживают квас, а Петровне и это было в радость – почувствовать в нем особую горчинку хлебного мякиша. Она вставала, осторожно погромыхивала дверцей подполья, и все это старалась делать спокойно, размеренно, не торопясь – была и в этом сегодня сладость. Попив кваску, она уходила не сразу к себе в комнату, на постель, а переступала порожек большой комнаты, где на широкой тахте, в свете лунной рассеянной дорожки, разметавшись, спали Аня с Алешкой. Поначалу так, с порожка, невольно покачивая в радости головой, смотрела на них старуха, и потом поправляла одеяло. Спали крепко. Ни разу, сколько ни приходила старуха, никто из них не разомкнул глаз, за день намучились, намаялись во взаимной радости – теперь спали как убитые. Иной раз старуха подсаживалась на тахту или на стул рядом, смотрела на них, смотрела, и больше ей ничего не нужно было. Только бы посидеть, посмотреть на них, на родных. Лицо у Ани было даже помоложе, чем прежде, или так казалось старухе, но одно было явной ясностью – молодая она, ой какая еще молодая… Или это, может, свет лунный… да и просто хороша во сне любая женщина, а тут – жена сына, а тут – чего там – родная дочь… Мысли свои старуха далёко никогда не пускала, они были всегда близкие – сегодняшние,