Человек неразумный. Владимир Александрович Бердников

эти стихи оживили в памяти Заломова некоторые эпизоды его уже подзабытой школьной жизни. Тогда он учился в десятом классе и был безнадёжно влюблён в Танечку – самую симпатичную и самую умную девушку в классе. Это была его первая любовь. На беду Заломова, в Танечку влюбился и его ближайший друг Юрка. Злополучная любовь превращала ни в чём не повинного Юрку в соперника, и Заломов должен был решить, что для него важнее – любовь или дружба. Каждый вечер засыпал он с мечтами о Танечке, и каждое утро ему казалось, что должен добровольно отказаться от соревнования с другом. Впрочем, у этих колебаний была ещё одна весьма весомая причина – Владислав боялся! Боялся оказаться отвергнутым. Юрка был умным, сильным и смелым юношей, и ко всему он был хорош собой. Несколько одноклассниц по нему сохли, и внутренний голос, незадолго до того поселившийся в душе Заломова, каждое утро твердил: «Уходи со сцены. Она любит Юрку». Впрочем, сдержанная девушка своих чувств никак не выражала.

      В конце первой четверти Заломов всё-таки решил, что так просто, без всякой борьбы уступать другу-сопернику нельзя. У него не было шансов превзойти Юрку в спорте и телесной красоте, но оставалось попробовать себя на интеллектуальном фронте. И случилось непредвиденное: заставив себя учиться, Заломов увлёкся и математикой, и физикой, и историей, и даже литературой, и… уже в конце третьей четверти попал в отличники почти по всем предметам.

      За пять месяцев активной работы над собой в его мировоззрении произошли серьёзные сдвиги. Во-первых, он узнал, что может развивать себя сам – без учителей – в соответствии со своими собственными планами. Во-вторых, ему открылось, что мир велик, прекрасен и полон нераскрытых тайн. И в-третьих, он стал сомневаться, так ли уж важно побеждать в борьбе за расположение одноклассницы. Всё чаще его сексуальные грёзы перемежались грёзами иного рода. Воображение переносило его то в лаборатории, набитые сложными цифромигающими приборами, то в болота каменноугольного периода, где на моховых кочках сидели огромные звероподобные амфибии, а в воздухе реяли стрекозы с полуметровыми крыльями. Может быть, этими мечтами Заломов пытался скомпенсировать горечь неминуемого поражения в борьбе за Танечку, а может быть, его душой завладевало иное божество, не менее могучее, чем Эрос. (Заметим, что последователи Фрейда усмотрели бы тут типичный случай сублимации либидо в иные формы психической энергии.) И наконец, именно тогда Заломов открыл, что в сутках лично ему, ему одному, принадлежит от силы полтора-два часа. Остальное время поглощала школа, общение с друзьями и родственниками, еда, сон, подготовка уроков, помощь матери по хозяйству, стояние в очередях за продуктами и прочие необходимые дела. Остаётся лишь удивляться, как ему удавалось отыскивать в этом потоке «я должен» не так уж мало времени для «я хочу». Своим сугубо личным временем Заломов страшно дорожил, и если в течение дня ему не удавалось оторвать для себя хотя бы с полчаса, он считал тот день потерянным. Именно тогда он начал вести дневник,