Обозначение границы и наведение порядка в сфере перемещения через нее людей и товаров никаких очевидных возражений у русских чиновников вызывать не могли, так как главную головную боль им доставляло налаживание торговли. Статья 4 посвящалась одновременно русской торговле напрямую с Пекином и торговым постам (факториям) на границе. Один русский обоз (в самом договоре не делалось различия между казенным или частным предприятиями) мог отправляться в Пекин раз в три года; его разрешалось сопровождать двум сотням купцов (то есть участникам экспедиции). Никаких налогов или пошлин как на покупателей, так и на продавцов в такой столичной торговле не начислялось. При движении по китайской территории разрешалось приобретение любого тяглового скота и необходимого провианта, но только за собственный счет купцов, а не в соответствии с былой китайской традицией, когда часть дорожных расходов или все они ложились на китайский двор. Покупать и обменивать разрешалось любые товары за исключением тех, что конкретно запрещались руководством любой из двух стран. Особых изменений здесь по сравнению с положениями Нерчинского договора не наблюдается. Позже нам станет ясно, что настоящее различие заключалось в том, что обоюдное стремление к обозначению общей границы и ограничению львиной доли взаимной торговли факториями, открытыми на границе, впервые послужило созданию благоприятных обстоятельств для эффективного функционирования обозной торговли в условиях государственной монополии.
Для такой торговли, не предназначенной для Пекина, в целях обеспечения бесперебойного обмена товарами предусматривалось два специальных места: одно под Селенгинском вместо Угры, а второе – под Нерчинском вместо Науна (его назвали Кяхтой, а соседние на противоположной стороне границы – Маймачен и Цурухайтуй). Оба этих торговых центра на случай необходимости для защиты от лихих людей следовало обнести стенами и частоколами. Прибывающие на торги купцы должны были передвигаться до этих