С момента трагедии он не пропускал ни одной мессы. Мысли о самоубийстве присутствовали с ним с самого начала, но из уважения к богу невесты он не мог себе этого позволить. А потом он и сам уверовал. Уныние вернулось к нему недавно на фоне жизненных неурядиц. Падре старался отвлечь его от мрачных мыслей, но с момента появления в его жизни той женщины все усилия священника были напрасны. Каждый раз, снова видя Чжана, падре понимал, что тот общался с женщиной и лишь укрепился в своем страшном намерении. Ее звали Бэй, и Чжан Лоу никогда не видел ее в реальной жизни.
– Святой отец, я согрешила. – Шепчущий голос так горячо приблизился к узорной решетке, что падре пришлось отклониться в сторону. – У меня совсем не было времени каяться. Я грешила каждый день, а затем приходила домой и бессильно валилась на постель, сознавая свой грех, но ни с кем не говоря о нем. Мне было стыдно.
Красные губы Фэйфэй круглым пятном метались за темным резным деревом. Лихорадочное дыхание пахло арбузной жвачкой. Фэй всегда жевала жвачку перед исповедью, каждый раз с разным вкусом.
– Я стала думать о нем больше. И знаю, что каждая мысль – грех. Мысли стали хуже. Иногда мне удается отвлечься от них, но в иные дни я даже во время еды об этом думаю, представляю, будто он смотрит на меня или говорит мне что-то. Когда чищу зубы, думаю. У меня два греха, один – уныние, и второй – сладострастие. Я знаю, о чем говорю. Раньше мои мысли о нем были невинны, но теперь они не невинны. Я позволила себе подумать так один раз и с тех пор не могу остановиться. И мы с вами знаем, падре, это греховно вдвойне. Потому что о нем нельзя вовсе думать. Никак нельзя, а тем более, как я. И я плачу каждую ночь. Я боюсь каждой новой встречи, но без них как без воздуха. Падре.
Он уже привык к этому звуку и узнавал его с легкостью. Двадцатилетняя Фэйфэй сглатывала слезы.
Падре исповедовал ее давно и знал, что за грех терзает ее сердце. Будучи замужем, Фэй страдала от тайной страсти к другому мужчине. На каждой исповеди она шептала, что это ее чувство греховно, почти противоестественно. Падре понимал: вряд ли за грозными словами скрывается что-то поистине страшное. Скорее всего, Фэйфэй влюбилась в университетского профессора, возможно, тоже женатого. О том, чтобы признаться ему, не было и речи, но девушка все равно терзалась чувством вины. Она просила наказания, но падре никогда не был с ней слишком суров.
– Простите меня грешную. – Шепот красных губ робко поцеловал узорную решетку ставни.
– Бог простит, – улыбнулся Гао, изображая пожилой бас.
Тайфун, пришедший с корейских островов, к середине сентября затянул шанхайское небо жемчужной дымкой. От резких порывов ветра выжженная солнцем зелень срывалась с ветвей и покрывала мощеные улицы французской концессии. Когда к 28 сентября облака потемнели и пролились первым несезонным дождем,