Иосиф назначил встречу в кофейном баре на углу Тайань-лу и Укан-лу, в одном из малолюдных районов концессии. Заведение держали русские, ничего не понимавшие в кофе, и публика здесь собиралась неоднородная – если вообще собиралась.
Утром в кофейне было пусто. За барной стойкой одиноко сидела деловая китаянка, с озабоченным видом уткнувшаяся в телефон. В дальнем углу ждал Иосиф.
– Китамура-сан, – падре присел напротив.
Иосиф насмешливо поморщился.
– Зачем так официально, падре? Весь город знает меня как Иосифа, а тебе я бы простил даже унизительное Йоши-тян, – сказал Иосиф, барабаня пальцами по столу.
– Йоши-тян, – улыбнулся падре. – Ты меня прости, что я сразу к делу. Буду рад увидеть тебя еще раз и поговорить как старые друзья. Но сегодня уж очень серьезный повод. У тебя был пациент по имени Чжан Лоу?
– Ты должен лучше меня знать, что такое конфиденциальность, падре, – пальцы Иосифа, бьющие по столу расслабленным ритмом, замерли. – К счастью, мое начальство, в отличие от твоего, может и не узнать. Да, тот парень появлялся у меня несколько раз. Не могу сказать, что сильно преуспел в его лечении.
– Ты знаешь, что с ним случилось?
– Спрыгнул? – Иосиф азартно потер руки.
Падре кивнул и перекрестился.
– Я так и знал! Он появлялся нерегулярно, поэтому я не беспокоился. Но рано или поздно этим бы закончилось.
– Я хотел спасти его, но не смог, – падре расстроенно опустил взгляд. – Изо всех сил пытался. Чжан Лоу ходил на все мессы. И после каждой мы говорили с ним. Мне казалось, он меня слышит. А потом в следующее воскресенье он приходил еще мрачнее, чем раньше.
– Уж не винишь ли ты себя, падре?
– Йоши-тян, я знаю, что всех не спасешь, и в моих силах лишь молиться за души грешные. Меня другое смущает… После каждой беседы мне казалось, что я достучался до Чжан Лоу, отвел его богопротивные мысли. Но на следующей неделе я с удивлением отмечал, что Чжан будто бы еще сильнее укрепился в своем чудовищном намерении. Положение ухудшалось настолько стремительно, что мне показалось это неестественным. Как будто кто-то регулярно возвращал его к мыслям о суициде. Ты подобного не замечал?
Йоши сделал осторожный глоток эспрессо, с опаской оценивая сегодняшнее достижение русского кофейного искусства.
– Ты прав, падре. Это моих рук дело.
Падре охнул, неловко замотав головой.
– Нет, Йоши, ты меня не так понял. Я вовсе не хотел сказать…
– Однако ты попал в самую точку. У Чжана развился серьезный невроз, уходящий корнями в прошлое. Он годами находился в депрессии. Мысли о суициде в таких случаях неизбежны, но Чжан был глубоко религиозен, поэтому ему казалось важным во что бы то ни стало избавиться от них. В итоге он загнал греховное желание так глубоко в подсознание, что оно стало влиять на все его действия. Ты замечал, что в последнее время с ним все время что-то происходило? Та авария в апреле, потом странный желудочный недуг, от которого его организм был не в состоянии переваривать пищу. Две неосознанные попытки самоубийства – только две, о которых я узнал. Это необходимо было вытянуть наружу, иначе он бы вскрыл себе кишки – знаешь, случайно напоровшись на кухонный нож. Каждую нашу встречу я говорил с ним о самоубийстве. Ты уже нашел злодея, Гао-тян.
Между ними воцарилась тишина. Иосиф спокойно пил кофе, закусывая импортным мятным пряником. Падре молился.
– Нет, это не то, – наконец, выдохнул он. – Ты хороший врач, Йоши. Он не мог спрыгнуть в результате твоей терапии. Ты же не подговаривал его совершить самоубийство?
Йоши расхохотался, чуть не подавившись пряником.
– Дио мио, падре. Конечно, нет. Он совершеннолетний, я выдал ему его диагноз от и до. Мы проговаривали его лечение, а не планировали суицид. Я держал его на антидепрессантах, чтобы ему не пришло в голову совершать сознательное самоубийство. Но об этом просто необходимо было говорить – согласно моему опыту и современным работам по психиатрии. Судя по результату, и то и другое можно смело отправлять в мусорку.
– Тут другое, Йоши, – падре задумчиво потер висок и оставил указательный палец на кончике правой брови, в надежде удержать беспокойную мысль. – Как-то раз Чжан Лоу обронил такую фразу: «она понимает меня как никто, но она предлагает мне грех». Естественно, мы говорили на китайском, и я не мог узнать, о женщине он говорит или о мужчине. Во время исповеди я не мог расспрашивать