Происшествие. Глеб Ванин

бабушку отпевали. Мы пригласили каких-то старух, которые всю ночь пели у гроба. Этот ритуал вселил ужас в меня. Певчие старухи выражали собой смерть, их монотонные, ржавые голоса скребли мою детскую душу. В их голосах для меня звучала горькая насмешка не только над жизнью прабабушки, но и над нами еще живыми. Весь процесс похорон также меня поразил. Мне казалось, тело нужно было скорее хоронить, а не возиться с ним попусту, как того требовали традиции. Я считал, что все проходило под знаком излишней церемонности, как будто за церемонностью хотели скрыть жуть происходящего. Ни одна эмоция, помимо ужаса меня тогда не посетила.

      Так я впервые встретился со смертью. Я не представлял, как реагировать на смерть. Она появилась из ниоткуда. Я воспринял ее, как новое время года или невиданное доселе явление природы. Смерть – противоположность жизни, она ураганом ворвалась в мой мир, появилась как из преисподней и внесла в него хаос и ужас. Невозможно было объяснить, почему в природе все живое должно умереть. Я поразился факту, что есть человек и в следующее мгновение, как по щелчку пальцев, его уже нет. Неужели и я умру? Я задавал вопросы взрослым: маме и бабушке, но они меня упокоили и сказали, что я не умру, а если и умру, то не скоро (ирония судьбы). Они мне дали крестик и уверили меня, что есть рай, что после смерти люди попадают туда, для этого нужно только правильно жить. Я не задавил тогда вопросов, что значит правильно жить, маленькому мне было очевидно, что правильно это как все.

      В тот же год, в сентябре меня отвели в школу. «Правильно жить» – школа должна была научить меня как. Я воспринимал школу, как подготовку к раю. Бог хочет, чтобы я жил правильно, тогда я попаду рай, закончиться тревоги и не будет смерти. Все людское стало божьим: школа от бога, директор от бога, все вокруг меня породил бог. На все мои «почему» был один ответ – Бог. Он создатель и родитель всего. Каждая вещь и явление имеют смысл, потому что за ними стоит Бог. Такая логика вела меня в детские годы жизни. И я так жил в спокойствии и гармонии через школьные годы. Вопрос о смерти сначала ушел на второй план, а затем и вообще исчез за «заботами» и «делами», в которых я проводил почти всю свою жизнь. Вместе со смертью на второй план ушел и Бог. Мне уже не требовались объяснения, почему и для чего мы делаем вещи, эти вещи сами стали ответами на все вопросы. «Меньше слов и больше дел». Вопросы рождаются от безделья, от лукавого. Они рушат «гармонию» и «порядок» и занимают слишком много драгоценного времени, которого и так не хватает. Таким образом, вопрос о смерти незаметно ушел для меня на второй план и больше не вставал передо мной до самого происшествия.