– А у вас, защитник Грэм?
– У меня остался один свидетель.
– И кто же это?
– Старшина городской стражи Вольф.
В зале повисла гробовая тишина, и скрежетание зубов обвинителя теперь можно было услышать особенно ясно.
– Не вижу ничего такого, что могло бы этому воспрепятствовать, – хохотнул судья. – У нас открытое слушание.
Вольф вынужден был встать и, бряцая доспехом, отправиться на место свидетеля. По пути он наградил сначала моего защитника, а затем и меня таким полным злости взглядом, что если бы это происходило наяву, а не в моем горячечном бреду в медикаментозной коме, то на мне точно появилась бы дырка.
В ходе его шествования я ощутил неприятное покалывание в боку. Ощущение это мне не понравилось по той простой причине, что во сне тебя ничто не должно беспокоить. Ты можешь волноваться, переживать, бояться, в конце концов, но только не испытывать болевые ощущения. Решив наконец проверить свою теорию, я сделал единственное, что мог в тот момент. Прикусил себе щеку изнутри. Как следует прикусил, чтобы ощутить в полной мере, и, спасибо тем людям, что не позволяли мне каким-то чудом разговаривать, ощутил такую боль, что в глазах потемнело.
«Это не сон. Вашу мать, это не сон! – пронеслось красной пунктирной линией у меня в голове. – Тогда где же я, кто эти люди и почему я за решеткой?»
– Клянусь говорить только правду и ничего, кроме правды! – прогрохотал Вольф, с нескрываемым презрением поглядывая на адвоката. Лоб старшины исчертили уродливые морщины, а на лице ходили желваки. Похоже, глава стражи был не на шутку взбешен, и только публичное место и возможные последствия останавливали его от необдуманных действий.
– Ваше слово, защитник. – Судья удобнее устроился за своей кафедрой, скрестив ноги в «веселеньких» штанах, и, похоже, в первый раз за все слушание был воодушевлен и заинтересован.
– Спасибо, ваша честь. – Адвокат обратил свое внимание к Вольфу. – Скажите, старшина, когда вы арестовали Серого Кота, при нем были бумаги…
– Конечно, были!
– Подождите. Это не весь вопрос. Были ли при Коте бумаги, схожие с записями и выкладками магов?
Вольф шумно выдохнул через нос.
– Не было.
– А снадобья, традиционные некромантские снадобья, список которых имеется в разделе запрещенных в любом магистрате или учебном заведении?
– Нет.
– Присутствовали ли вы, или кто-то еще из здесь находящихся, в момент пробуждения и оживления усопшей? Были ли вы свидетелем того, что усопшая встала, открыла глаза или по-иному проявила то, что ожила?
– А как же шар? – опешил от такой наглости Вольф.
– Шар – это сателлит, голос, нечто постороннее. С таким же успехом можно было бы обвинить эхо в картавости.
В зале послышались первые робкие смешки, и я в первый раз за все время увидел, что откровенно неприязненные и злобные взгляды, которые публика бросала на меня, сменились наконец удивленными, а порой и сочувственными.