Но поэт сменил ракурс своего покаяния, ведь теперь это не «оправдания» и не «просьбы о жалости», а представление своего поведения благом для дружбы.
Для нас же важно понимать, что на самом деле это, всего лишь, уловка перед упрямством друга. Ведь мы не видели в сонетах никаких других адресатов, кроме возлюбленной поэта, хотя бы приблизительно равных по значению для поэта как друг. И даже, если какие-то «встречи» и были, то не оставили в душе поэта никакого следа. В этом поэт и пытался поначалу убедить друга, но не получилось, и он сменил тактику.
Сонет 118
Здесь мы видим подтверждение линии сонета 117.
И только зная эту линию, возможно понять намёки сонета 118.
Отдельно, сам по себе, сонет 118 представляется то ли философским, то ли медицинским, а если и любовным, то сильно надуманным или даже чудаковатым.
Зачем, например, «добро» любви «лечить» «злым обманом» – Which, rank of goodness, would by ill be cured? Кто и когда так делал?
Сонет 118. Оригинальный текст
Like as to make our appetites more keen
With eager compounds we our palate urge,
As to prevent our maladies unseen
We sicken to shun sickness when we purge:
Even so, being full of your ne’er-cloying sweetness,
To bitter sauces did I frame my feeding,
And, sick of welfare, found a kind of meetness
To be diseased ere that there was true needing.
Thus policy in love, t’anticipate
The ills that were not, grew to faults assured,
And brought to medicine a healthful state
Which, rank of goodness, would by ill be cured.
But thence I learn, and find the lesson true,
Drugs poison him that so fell sick of you.
В медицине того времени, действительно, существовал такой способ «специальной» предварительной болезни, чтобы потом настоящую болезнь перенести легче.
Но в любви такое «предварительное» поведение никогда не было общепринятым. Поэтому сонет оставляет впечатление недосказанности: сделан намёк на некие конкретные обстоятельства из истории взаимоотношений с адресатом, но эти обстоятельства никак не объяснены, ведь нелепость ситуации очевидна.
Мы видим несколько «непонятных» образов. Что за «горький соус», «яд», «слабость», «болезнь»? Уж не о борьбе ли с «французской болезнью» тут речь?
Эти вопросы вполне допустимы без сонета 117. Но зная его, всё становится ясным.
Поэт продолжает покаяние в душевной измене другу. Все образы есть характеристики этой измены. И опять это представлено как благо для дружбы, как «верный урок» поэта.
Сонет 119
«Медицинские» намёки предыдущего сонета 118 продолжаются, но теперь на фоне отсутствия обращения к адресату.
И опять невозможно ни понять эти намёки, ни определить адресата отдельно по тексту сонета 119.
И опять в этом нас выручает знание предыстории взаимоотношений с другом и сонетов 117 и 118. Назвав в замке сонета 118 свою душевную неверность другу «ядом» и высказав мысль о невозможности помочь этим «ядом» в дружбе, поэт начинает сонет 119 с обыгрывания этой же мысли другими поэтическими сравнениями.
Но теперь поэт указывает на наступление обстоятельства потери: «всё ж потерял, что, думал, покорил – Still losing when I saw myself to win», которое случилось в результате его неразумного поведения: «в смятенье той горячки без ума – In the distraction of this madding fever».
Но поэт