5
Спустя два часа с отпускными в кармане, походкой богатого бездельника, Бондарь покинул контору, объявив сослуживцам, что нынче же уезжает отдыхать на озера, и, наслаждаясь ясным, еще не душным утром, направился к ближайшему летнему кафе. Сигарета и кружка холодного, свежего пива под гвалт воробьев и подвывание отходящих от остановки троллейбусов, придали мыслям плавную текучесть. Жмурясь от удовольствия. Мишка подставлял лицо теплым лучам Солнца, и оно играло на закрытых веках оранжевым огнем.
«Даже осел временами упирается, выказывая презрение к побоям», – думал Бондарь. «Сколько не вези, ничего в жизни не меняется. Всегда рядом визгливая тварь, вечно недовольная твоим трудом, и равнодушная к твоему усердию».
– Но я же не осел! – с досадой сказал Мишка вслух, и открыл глаза. Перед ним, ухмыляясь, стоял осветитель Эдик и согласно кивал.
– Не осел. Но вот наглец порядочный. Как ушел от нас, так ни слуху, ни духу.
– Это было похоже на перст судьбы. Выпитая кружка пива в день зарплаты не являлась преступлением. Вторая кружка уже означала проступок, но не караемый строго. Да даже и третью можно было бы под сурдинку пропустить – ублаженная деньгами Лариса побрюзжала бы, и успокоилась! Но, глядя в синие глаза Эдика, Бондарь отчетливо понял, что кружек будет гораздо больше, и вряд ли все обойдется одним пивом. Значит, преступление будет совершено. Неприятный холодок спустился от затылка по позвоночнику и растворился в животе. Но тут же следом ударила горячая волна неповиновения, и забытое чувство свободы, орошенное пивом, затрубило в ушах.
– Эдик, – улыбнулся Мишка. – Ты даже не представляешь, насколько удачно мы встретились!
К полудню, когда кафе было уже битком народа, Эдик и Мишка успели перепробовать весь пивной ассортимент и пустили в бой тяжелую сорокоградусную артиллерию. Эдик рассказывал подробности ухода жены, и, переполняясь состраданием к самому себе, спрашивал Мишку, отчего такое могло случиться?
– Чем я плох? Ну, скажи, чем? – Осветитель детских утренников тряс рукой с сигаретой, и сыпал пепел в пластиковую тарелку с недоеденными пельменями.
Бондарь успокаивал Эдика, но больше думал о своей ситуации. Он представлял, как хлестко и грамотно, а главное с достоинством будет теперь говорить с Ларисой, как поставит ее на место, как она, удивленная переменами в Мишке, займет это место, и все войдет в нормальное русло.
Когда к четырем часам дня началось самое пекло, друзей охватила жажда передвижения.
В следующем кафе Мишка распушил перья, и купил дорогой марочный коньяк, который в конечном итоге их и добил. Эдик снова начал вопрошать, чем он плох, а Бондарь доказывать, что Эдик очень хороший и, вообще, ему сильно повезло – он теперь свободен, и волен делать все, что пожелает, а у него, у Бондаря, дома уже закипает и брызжет яростью центнер