– НЕ ХОЧУ, НЕ ХОЧУ ТАК… УБЕРИТЕ МАТЬ ВАШУ, НЕ ХОЧУ СМОТРЕТЬ
Вот опять я, пытаюсь ползти в луже собственной крови, которая толчками вырывается из распоротого бока. Отвернуться бы, не могу опять видеть как эти твари разрывают на Машке платье, слышать как она зовет на помощь. Какая то сила держит меня, не дает уйти, забыться, тогда я хотя бы не видел всего, вырубился от боли после второго ножевого в живот, сейчас вижу все в мельчайших деталях.
Две операции, неделя в реанимации, месяц общего режима, Машкины похороны давно прошли, стою на кладбище и не знаю что сказать. Это ведь я виноват во всем, не потащи я ее тогда в тот клуб она была-бы жива, нет ее не убили, она сама сделала, не смогла с этим жить, нашли в ванне с перерезанными венами.
– Я… Я… прости, я не знал, убью всех их…
Дальше бормочу что-то под нос отсюда не слышно, слов не разобрать. А я уже и не помню что говорил тогда, хотя врятли что-то внятное.
– Убьет он… ОТОМСТИЛ, УБИЛ? НУ И ЧТО?… СДЕЛАЛ ДОБРОЕ ДЕЛО?… Герой комнатный.
Отомстить-то отомстил, а вот лучше сделал это на врятли. Три недели, три трупа в разных концах города, возле таких же забегаловок для идиотов как тот занюханый клубешник. Просто, без геройства, вызовов на дуэль и прочей возвышенной хрени, проследить до места, дождаться когда останется один, подойти сзади, перерезать глотку. Думал будет легче ан-нет, в душе пусто.
Только вот не подумал своим скудным умишком что у них тоже есть родные, и не последние люди в городе, и определить долбаного мстителя им не составит труда.
В тот вечер отец с матерью ушли за Маринкой в сад, они вообще были на редкость крепкой парой даже по прошествии 20 лет семейной жизни всегда все делали вместе, даже удивляюсь как у такой пары мог родится такой дегенерат как я, Марина моя родная сестра трех годов отроду, веселая непоседа с шилом в попе. Черный «Крузак» без номеров, вылетевший на тротуар, один удар 3 трупа.
О вот опять я, на том-же кладбище только на 5 могилок в стороне. Стою на против 3 холмиков, два побольше один по меньше. Стою убитый горем, стеклянные глаза без взгляда, нет не плачу, слез больше нет. Четыре холмика, три по больше один по меньше, общей площадью метров двадцать квадратных, все что у меня теперь есть.
Меня трогать не стали, наверное чтобы испытал весь комплект боли и бессильной ярости, сгорел изнутри, просто убить слишком просто, дать время все осмыслить, понять что сам во всем виноват, физическая боль ничто, вот где настоящая боль.
– Привет Жень.
– Марин ты?
– Нет.
– Тогда кто, и зачем все это?
– Тебе пока рано знать кто я, затем что бы