С жизнью прощаются на холмах. Этот момент уловил Райнер Рильке в восьмой из «Дуинских элегий». Повадка и взгляд человека у него взяты в прощальном жесте с холма, а сама жизнь представлена как вечное с ней расставание:
У нас повадка человека, что уходит,
как будто стоя на холме,
откуда нам в последний в жизни раз
вид приоткрыт на всю её долину,
мы медлим, обернувшись к ней, – и в этом
вся наша жизнь – с ней вечное прощанье.
Мотивы многих стихотворений уроженца Богемии Рильке развивают сакральные тексты, а в этот стих как будто вписан 17-й псалом: И изведе мя на широту, избавит мя, яко восхоте мя… А дальше так: Совершаяй нозе мои, яко елени, и на высоких поставляяй мя…
Лёгкие и быстрые, как у оленя, ноги дал Господь человеку, чтобы тот брал ими высоту, – и человек движется, покоряя пространство. Сильные ноги возносят его на холмы, откуда он сморит вниз на широкую долину жизни. А Господь в это время призывает человека к Себе, берёт Своё.
Гряда высоких холмов полукругом обрамляет и замыкает русло Дона в Кременской излучине Дона. Безлесые лысые холмы, но в этом их преимущество – их шишаки оголены и выразительны, как стриженная наголо человечья голова. Очертания этой гряды напоминают мне залегшего над рекой огромного доисторического зверя, уснувшего дракона. Через холмы, по одному из увалов, вьётся дорога из селения. На склоне этого увала мы постояли с братом в последний раз у деревца – серебристого лоха, по-нашему дерезы, и он поехал вместе с женой на своей машине в областной город. Я стоял и махал рукой. Вот машина вынырнула из лощинки, вот поднялась по засыпанной щебнем дороге, вот перевалила через возвышенное место и скрылась из глаз.
– А ты возвращайся не по дороге, а по степи, вон на ту горку поднимешься, оттуда ещё лучше вид, там и спустишься вниз, там есть тропинка, – были его последние слова, обращенные ко мне.
Он имел обыкновение подсказывать мне пешеходные маршруты в нашей местности, которую хорошо знал. И я пошёл, как он посоветовал, то есть спустился в долину.
Своими лёгкими сухими ногами брат изведал все наши дороги и тропинки. Он знал на ощупь подъёмы, спуски, скаты, курганы, буераки, балки. Был великий патриот степи, воли, простора, коня. Жалел, что не выучился рисованию и нет поблизости живописца, который запечатлел бы наши места. Сам он запечатлевал жизнь метким словом, речевым оборотом. Он не писал произведений, считая, что всё уже давно написано, довольствовался устной речью. Это намного продуктивнее писательства – учить через речь, быть учителем. Пока мы стояли на холме, он обвёл