– Обыкновенный, – отмахнулся Щербинин, привычно определяю порожнюю бутылку под стол. – Обыкновенный российский пенсионер. Один секунд… Лешенька, принесла бы нам «петрушовочку», а? Нет, лучше «чесночевочку».
Ольга встала и направилась в обход стола к прихожей, где стоял холодильник.
– Пап, а это что за водка? – кивнула она на бутыль «Столичной». – Они принесли?
– Хм, а кто еще мог купить «Столичную», кроме дремучих американцев.
– Позвольте, разве это плохая водка? – смутился Майкл.
– Плохой водки, голубчик Михал Андреич, не бывает – назидательно заметил хозяин. – Водка бывает хорошая или очень хорошая.
Майкл, понятно не знавший этой бородатой шутки, гоготнул.
– Excuse me, – вклинился Дино, вставая, и под неодобрительным взглядом Щербинина направился за Ольгой в прихожую.
– Что? – обеспокоился Майкл.
– Ничего, – мотнул головой Щербинин. – Да что она там, водку не может найти?
– Ах, оставьте их, по-моему, мы им порядком осточертели. А вы что, были в Америке?
– Не довелось. Хотя уважаю вашу страну, многое восхищает. Я ведь, Михал Андреич, мое поколение выросло на вашем кино, вашей музыке… Буги-вуги, рок-н-рол… Джаз хожу слушаю до сих пор. А ваши фильмы – для нас была отдушина. При Сталине у нас снимали восемь, что ли, картин. В год! Крутили ваши, трофейные – Гитлер вроде как тоже был любителем вашего кино. До сих пор помню актеров: Эрол Флин, Оливия де Хевиленд… Рядом со школой был кинотеатр, «Кадр», мы туда вместо уроков. «Судьбу солдата в Америке» я раз десять смотрел…
– «Судьбу солдата в Америке»?.. – переспросил Майкл и пожал плечами.
– Ну как же! Конец Первой Мировой. Три ваших солдата возвращаются из Европы. У вас сухой закон. Занялись бутлегерством. Драки, стрельба. Любовь. Я в школе на фоно лабал, мы оттуда песню играли, вот эту… – Хозяин стал напевать, и Майкл пропел:
Come to me my melancholy baby
Cuddle up and don’t be blue.
All your fears are foolish fancies, baby.
You know dear that I’m in love with you.
– Во, во! – обрадовался Щербинин. – Это оттуда!
– «The Roaring 20’s» у нас, «Ревущие двадцатые», по периоду нашей истории.
– А-а, ну, значит, наши идеалогии подпустили. За вашу страну, Михал Андреич.
– За какую? – улыбнулся Майкл. – Нынче, сдается, у меня стало две.
– За Америку, – чокаясь, уточнил Щербинин. – За Россию мы по полной. – И крикнул в прихожую: – Лелька! Где водка?.. Что ни говори, а Америка нам здорово помогла, имею в виду лендлиз. Одной техники… Я в армии на «Катюшах» служил, может, слышали…
– Как же, голубчик, «Катюши»! Конечно слышал.
– Часть установок стояла уже на наших грузовиках, а часть, с войны еще, осталась на ваших студебекерах. Я на западной Украине служил, там глина. В распутицу по тревоге – наши до ворот не доехали засели. А студера прут! Яко посуху. А продукты? Тушонка…
– «Тушонка»? Сanned meat?
– Мясо тушеное, в банках. Колбаса в банках –