Закончив работать около трёх часов, он, как и планировал, отправился в агентство – выбрать парочку девочек, с которыми можно было провести ночь.
«Нужно провести пробы», – так он это называл.
К вечеру он уже сидел в клубе и потягивал лёгкий коктейль, и два красивых тела прижимали его с обоих боков.
Рей, тем не менее, никак не мог отделаться от чувства, что что-то идёт не так. И от того прикладывался к губам то одной, то другой в два раза чаще, чем делал бы это в любой другой день.
Кирстин начинало казаться, что она сходит с ума.
В обступившей со всех сторон темноте ей чудилось, что она чувствует, как растут её собственные волосы.
Хуже всего была невозможность коснуться чего бы то ни было рукой. Осязание, через которое она привыкла познавать мир, сейчас было недоступно для неё так же, как и зрение.
Кирстин пыталась отвлечься, думая о колледже, о Лоуренсе и о сестре. О том, как вернётся домой – но вместо этого в голове крутились лишь мысли о том, какая она дура. О том, что никто не вспомнит её и никто не ищет – как и сказал Мастер, когда она только попала сюда.
Если бы её искали – то давно бы уже нашли. Следовало это признать.
От этих размышлений Кирстин захотелось плакать – уже в который раз за прошедшие дни.
Она по-прежнему не знала, сколько времени прошло.
Мастер больше не освобождал её. Приходил он теперь по большей части для того, чтобы пошевелить рукой у Кирстин между ног – и от этого Кирстин чувствовала себя бревном, резиновой куклой, у которой из всех возможных желаний и чувств осталась лишь функция «секс».
Как и прежде, иногда Мастеру удавалось её завести, но отвращение, которое Кирстин испытывала к себе и к его рукам, мгновенно убивало малейшие следы возбуждения.
– Тебе будет тяжело, если ты не примешь себя такой, какая ты есть, – говорил Мастер.
Кирстин решила не вступать с ним в диалог. Ей хватило опыта с Охотником, и теперь она понимала, что мужчина просто пытается вывести её на откровенность, которая затем помогла бы ему Кирстин дрессировать.
Через какое-то время Мастер решил, видимо, зайти с другой стороны.
В очередной раз остановившись у койки, на которой лежала Кирстин, он произнёс:
– Я освобожу тебя. Если попробуешь выкинуть какой-то трюк, получишь разряд.
Кирстин кивнула, не особо задумываясь о том, разглядит ли Мастер её жест.
Эластичные ленты сначала оказались сняты с её ног, а затем и с рук.
Кирстин попыталась сесть – но тело почти не слушалось её.
– Если всё сделаешь хорошо, – сказал Мастер, пока Кирстин судорожно пыталась растереть непослушные руки – не столько онемевшие, сколько одеревеневшие от долгой неподвижности, – я не стану привязывать тебя, когда уйду.
Кирстин