Меня отправили работать на ресепшн, а Катю – в анимацию. В мои обязанности входило регистрировать и выписывать гостей, отвечать на все дурацкие вопросы и представлять собой лицо отеля. В первый же день оказалось, что все, что я учила в русском университете на уроках испанского, на практике совершенно бесполезно.
Мне выдали форменную одежду: две пары брюк и белые рубашки с коротким рукавом. И если рубашки нашлись быстро, то с брюками пришлось помучиться: все они были или слишком длины или широки для меня. Наконец, мы нашли две пары синих pantalones3, и я пошла к себе в номер – еще раз померить.
На брюках, которые подошли мне по росту, стояли имена разных людей, которые носили их до меня. Они были написаны шариковой ручкой на подкладке: Хавьер, Хосе, Хорхе, Хуан. А еще на брюках была большая дырка, как раз в стратегически важном месте. Месье, возможно, Хосе или Хуан, слишком увлекся за обедом. О других вариантах возникновения прорехи в таком месте я предпочитала не знать. Я размышляла о людях, носивших эту форму до меня, а еще, о том, что в Америке мои спортивные шорты и футболки были абсолютно новыми…
Потом я пошла обратно и сказала единственную фразу, которая, как мне показалось, была в той ситуации к месту: Tengo la una en la ropa4. Я готова была поклясться, что в тетрадочках, которые я трудолюбиво вела в университете, эта фраза была написана именно так и никак иначе.
Женщины-портнихи, подбиравшие мне одежду, долго не могли понять, о чем я говорю. Но я хотела сначала достичь вербального взаимопонимания, а потом уже показать дыру. В конце концов, я потом сдалась.
– Ah, roto! esta ro-to!5 – портниха говорила громко, медленно и внятно.
– Joder que rara es la rusa esa!6 – уже быстрее прокомментировала она своей коллеге.
И снова обратилась ко мне, как к душевнобольной:
– Da-me-lo!7
Так я поняла, что все, чему меня учили, мне никогда не понадобится, и окончательно разочаровалась в своем университете. Когда я занималась с учениками, мы всегда ставили цель заговорить и двигались к ней. В университете же мне давали гору мутной теории, которую невозможно было применить в жизни. Как-то мы целый год учили фразовые выражения и идиомы с преподавателем кубинцем. Как потом оказалось, эти самые выражения употребляются только на Кубе.
Мы с Катей приступили к работе. Я ни слова не понимала по-испански, поэтому все фразы, которые слышала в течение дня, просила записать на бумажке, сопровождала их простыми минималистичными рисунками и вешала на нашу подранную дверь в номере. Слова были повсюду. Я зазубривала наизусть интонации, сторонилась русских и упорно говорила только на испанском. За три месяца я убедилась,