Рива жила на другом краю города, в доме без лифта, на четвертом этаже. В ее квартире пахло пропитавшейся потом спортивной одеждой, картофельными чипсами, лизолом и духами «Томми гёрл» с цветочным ароматом. Хоть она и дала мне второй комплект ключей, когда поселилась там, я была в ее квартире всего раза два за пять лет. Рива предпочитала приезжать ко мне. Подозреваю, ей очень нравилось, что ее узнавал мой консьерж, нравилось входить в шикарный лифт с золотыми кнопками и смотреть, как я превращаю в хлев мою престижную квартиру. Не знаю, что было у нее на душе. Я не могла избавиться от нее. Она обожала меня и в то же время ненавидела. Мою борьбу с депрессией она считала жестокой пародией на ее собственные неудачи. Я добровольно выбрала одиночество и бесцельное существование, а Рива, несмотря на все усилия, просто не могла добиться того, чего хотела, – у нее не было ни мужа, ни детей, ни успешной карьеры. Так что, когда я впала в спячку, думаю, Рива испытывала некоторое удовлетворение, с надеждой наблюдая, как я превращалась в безвольного слизня. Мне было неинтересно состязаться с ней, но она раздражала меня, поэтому мы спорили. Вероятно, так бывает, когда у тебя есть сестра, человек, который любит тебя настолько, что тычет носом во все твои недостатки. Даже в выходные, если засиживалась допоздна, она отказывалась остаться ночевать. Впрочем, я и сама этого не хотела, но она всегда устраивала из этого спектакль и намекала, что на ней лежит ответственность, хоть мне этого никогда не понять.
Как-то вечером я сняла ее «Полароидом» и сунула снимок за раму зеркала в гостиной. Рива увидела в этом проявление любви, а на самом деле фото напоминало мне, как мало радости приносит мне ее общество, когда у меня возникало желание позвать ее к себе после просмотра очередного фильма.
– Я дам тебе на время мой набор CD, повышающих уверенность в себе, – обещала она, если меня охватывала тревога.
У Ривы была слабость к книгам в духе «помоги себе сам» и курсам,