*Стило – устаревшее, теперь шутливое или ироничное название металлического пишущего пера.
*Штафирка – презрительное название военными штатского человека. Выдаёт в говорящем офицерское прошлое или большое желание иметь отношение к «военной косточке».
*Щелкопёр – презрительное наименование писателя, журналиста.
Сказало высокое должностное лицо всё это и, симпатично так улыбнувшись, достало из внутреннего кармана пиджака авторучку. Вот, говорит, отличное стило – не из самых дорогих, но перо – золотое; настоящий статусный аксессуар, а то пишете, наверняка, чем попало…
Отказаться, Любавушка, было совершенно невозможно. А писал я действительно, сама знаешь, чем придётся. И ручки постоянно терял, постоянно где-то оставлял… А паркер… Он как-то сразу взял меня в оборот. Основательный – колпачок открути, колпачок закрути… Но вот что касаемо письма – писать я паркером легче не стал. Как мучился, так и … Две строки напишешь – четыре зачеркнёшь, а то полстраницы разом – вжик, крест-накрест! И страшно завидовал тем, кто, минуя чернильный этап, сразу выстукивал свои материалы на машинке. Умеют же, черти, восхищался, а ты вот сиди, скреби пером…
– Это паркер-то скрёб?
– Да ну, устойчивое выражение… Кстати, именно этот подаренный Parker позволил мне однажды сформулировать своё профессиональное кредо, если это можно так назвать. Привязался один начинающий коллега: мэтр, открой да открой секрет… А я в этот самый момент сидел за своим столом, крутил в руках паркер… Ну и схохмил: три-стэ, говорю, называется. Не путать с дристэ. Стол. Стило. Стиль.
– Помню-помню, – оживилась Любава. – Хороший такой мальчишечка был. Девки редакционные по нему со-о-хли-и-и… Симпатичный, краснел так легко, и пальцы хорошие. Мы с ним несколько раз… Ну, помнишь, ты ему отдавал меня по неотложной надобности. Хотя и не любил делиться мной ни с кем.
– Да… – вздохнул я. – Хороший парень. Можно сказать, ученик мой. Обещал не только в хорошего журналиста вырасти, но и в писателя… Он ведь писал что-то, серьёзное, ночами часто не досыпал. Приходил с красными глазами. Я его крышевал, когда он в нашей бытовой загородке, за занавеской на банкетке калачиком… А последний год мы вместе в «Дрим-Дыме» трудились. Подружились, можно сказать. О чём-то бишь мы? Да. Наше машинописное бюро. Ну так вот, как закончу пером водить – бегом к машинисткам. Ты должна помнить, вчетвером по клавишам стучали.
– Ага, ты к ним всё чаще бегал, а я стояла, как дура, – ревниво укорила Любава.
– Ну, ты же знаешь, милая, я тебе главное доверял – свою прозу. Как говорится, каждому своё. Газетные материалы – газетным труженицам, а нетленки – нетленки все тебе.
– Наверное, правильно.