Хоть я и не достиг полной зрелости, в которой меня можно будет самого назвать полноценным шаманом, отношения с противоположным полом, мне было разрешено иметь. Возраст полной зрелости, то есть возраст молодого шамана, это тридцать лет. Возраст ученика, серьёзно становящегося на путь шамана, начинается девятью годами ранее. КерукЭде называл наступивший возрастной порог, в шутку, серебряным возрастом, потому что хрустальный возраст, возраст чистоты, у меня закончился с того момента, как я овладел телом своей возлюбленной девушки. Стоило мне слиться в любви, с моей любимой Вильгельминой, в день ее рождения, наступления восемнадцати лет, как она уехала в высшее учебное заведение. Вернее её туда увезли. Оно представляет собой академию для девочек, с условным названием – Туманное. Настоящего названия в миру, оно не имеет. Оно известно только среди посвящённых. Меня в его тайны нельзя было посвящать, потому что я был другого пола. Вообще всё, что я узнал, было поведано мне от учителя в строжайшей тайне, чтобы я просто не сошёл с ума, от горя.
По моей версии, нас коварно разделили, спустя девять лет самого чистого и искреннего в мире, моего и её романа, на следующий же день, как он перерос в любовный. Мой разум изрядно помутился, не смотря на все практики и приёмы используемые КерукЭде. Он отметил, что я заболел самой серьёзной болезнью этого мира. Теперь я, говорил он, безнадежно болен, потому что влюблён. Я же напротив, убеждал его в неадекватности этого мира и всех решений, которые исходят от него, моего главного наставника. За что и был отправлен через неделю, после отъезда Вильгельмины, в город Керионен, чтобы поправить пошатнувшееся психическое здоровье. Там мне должны были помочь, вылечить недуг сердца, разума и ума – под названием любовь. Через неделю после отъезда Вильгельмины, КерукЭде позвал меня вечером.
– Садись Лууч. Нам надо с тобой серьёзно поговорить.
– Да КерукЭде, – сел я рядом, в саду, на скамью, на которой мы частенько сидели летними и тёплыми, весенними и осенними вечерами.
– Я знаю, ты стал настоящим мужчиной и был готов взять в жёны полюбившуюся тебе благородную девушку неземной красоты. Дочь Головуса, Вильгельмину Плеч Мориту Ла Влакар.
– Это так КерукЭде.
– Но её предначертание ушло дальше твоих и её планов на этот счет. Потому ты вынужден будешь дождаться её возвращения.
– Насколько долгим будет этот срок?
– Время нельзя измерить, оно текучее и непостоянное. Потому нельзя сказать наверняка, сколько лично Вильгельмине понадобится времени, чтобы пройти обучение до конца. Одно я знаю наверняка, на это точно уйдут годы.
– Я буду ждать, – с чувством ответил я.
– Я знаю Лууч. Лучше тебя знаю. Ты будешь ждать. Но дух безумия, закрадывается в тебе с момента расставания. Он уже переполняет тебя и завладевает тобой. Несмотря на твою личную силу и мое пристальное внимание. Потому будет лучше для тебя отдохнуть. Как это называется в твоем мире – «взять отпуск», – он усмехнулся.
От его слов, я вспомнил, как её увозила на рассвете белая карета. Вместо того чтобы посмеяться, как это мастерски делал раньше, вместе с шаманом, я горько завыл. Вспомнил, как она роняла слёзы на алые щёки, от горя и недоумения. Молча махала мне рукой с васильковым платочком и смотрела на меня всю дорогу в открытое овальное оконце. Сквозь полупрозрачные занавески. Её длинные пшеничные косы, подвязанные, красными лентами развевались на ветру. Я бежал за ней следом, несколько часов, карета все удалялась и удалялась. От чересчур быстрого бега, я потерял один сапог. Вбежав на очередной холм, по которому вела дорога, я сильно запыхался и на спуске с него поскользнулся. Упал, прокатился кубарем с десяток ярдов. Уткнулся лицом в грязь, а когда поднялся и понял, что не в состоянии бежать дальше, закричал с невыразимой болью её имя. Она услышала, и я заметил, как из удаляющейся вдалеке кареты, выпорхнул синей птицей её платок. Прихрамывая, я побежал за ней и спустя десять минут, отыскал его в высокой придорожной траве.
С истоптанной без сапога стопой, я вернулся в Малахоню, только к вечеру. Я зашёл в дом. Меня увидели КерукЭде и ХайСыл. Они собирались ужинать. На мне не было лица. С засохшей грязью на одежде и теле, весь в пыли, не умываясь и не раздеваясь, я прошел в свою комнату и там пролежал несколько дней, без сна и чувств. В последующие четыре дня, ХайСыл все же заставил меня сделать омовение и переодеться. Я ходил за ним, даже помогал ему в работе по дому, но страдальческое выражение неуёмной грусти на моем лице, не давали ему и шаману покоя.
По указанию шамана, ХайСыл отправил послание вместе с вороном в Керионен. Через три дня за мной прибыла чёрная карета и тройка породистых вороных лошадей. Стояла полная луна.